Люди поднимались на кафедру, чтобы сказать несколько слов или прочитать молитву, и, когда подошла ее очередь, она была рада тому затуманенному состоянию, в котором находилась, потому что оно притупляло ее волнение.
Лейси взошла на кафедру и огляделась, удивившись на мгновение при виде стольких людей, набившихся в маленькую часовню. Они заполнили все места на скамьях и выстроились вдоль стен.
– Меня зовут Лейси О’Нил, – впервые в жизни она говорила в микрофон и слегка вздрогнула, когда услышала, как ее голос эхом отозвался в церкви. – Я была лучшей подругой Джессики, когда мы были детьми. В общем, до того времени, когда она уехала в Аризону. Некоторые из вас считают, что знают ее лучше, чем я, потому что общались с ней ежедневно, но я знаю все то, что мы можем узнать о человеке, лишь когда бываем юными. То, что люди учатся скрывать от других, когда становятся старше. Я знала ее секреты, желания, мечты. Знала, кем она хотела стать, когда вырастет. Ковбойшей.
Люди заулыбались, услышав это. А Лейси ясно вспомнила их разговор с Джессикой. Им было восемь или девять лет, они лежали на пляже и разглядывали облака. Одно облако показалось Джессике похожим на быка.
– Я хочу делать все то, что делают ковбои, – гордо заявила она. – Ну, знаешь, ездить верхом, бросать лассо на коров или бычков, или на кого-нибудь еще. Я хочу стать ковбойшей.
Время от времени Джессика вспоминала об этом детском заявлении, и это стало одной из их любимых шуток.
– Это правда, – тоже улыбнулась Лейси. – Она всегда говорила мне, что хотела бы научиться двум вещам – быть хорошей ковбойшей и… хорошей мамой. – Толпа начала сливаться перед ее затуманенными слезами взором, и Лейси отчаянно заморгала. – Из этих двух целей она добилась самой важной, – продолжила она. – И я действительно очень рада, что у нее это получилось.
Неловко было заканчивать свою речь в этом месте, но она сошла с кафедры, чтобы не разрыдаться. Она хотела кричать, что сегодня у нее день рождения, и что Джессика просила ее любить каждый миг своей жизни, и что она будет это делать ради Джессики. Но она знала, что если скажет хотя бы еще одно слово, то просто рухнет.
После похорон многие люди поехали из церкви в дом Мэри. Ее одноэтажный коттедж с просторными комнатами и сводчатыми потолками был, как сама Мэри, элегантным, скромно отделанным… и с колючими кактусами на каждом подоконнике.
На заднем дворе в огромном бассейне резвились дети, и Лейси догадалась, что Маккензи была с ними. Мэри высунула голову за стеклянную раздвижную дверь, чтобы сообщить детям, что вернулась из церкви. Но она не позвала детей в дом. Несколько женщин – вероятно, приглашенных официанток – разложили блюда с закусками на большом обеденном столе, и гости начали трапезу. Лейси держалась поближе к Амелии, единственному человеку, с которым она чувствовала себя в безопасности. Странно, что самая молодая женщина среди присутствующих оказалась также и самой сердечной.
За два вечера до этого, после ухода Мэри и Вероники, перед тем как лечь спать, Амелия извинилась за них.
– Они были грубы с вами, – с неодобрением сказала она. – Но они не всегда такие, поверьте.
– Мне трудно представить себе, как Джессика дружила с ними, – осмелилась заметить Лейси.
– Они дружили из-за детей, – пояснила Амелия.
Этим все объяснялось. Лейси хотелось бы знать, будет ли она вынуждена дружить с такими же невыносимыми женщинами, когда Маккензи будет жить в ее доме.
– Но они заботятся о Маккензи, им хочется для нее всего наилучшего, – добавила Амелия.
Они с Амелией сидели бок о бок на обеденных стульях, отодвинутых к стене комнаты.
– Ну, – вздохнула Лейси, едва притронувшись к яичному рулету и понимая, что больше ничего не сможет проглотить. – На самом деле мне нужно поговорить здесь только с двумя людьми.
– Маккензи и Нолой? – поняла Амелия, и Лейси кивнула.
Нола держалась от нее подальше, но Лейси считала, что она испытывает неловкость и не может этого скрыть. Нола о чем-то разговаривала с группой людей, очень быстро, как она это делала всегда, когда была озабочена, и на что-то показывала в обстановке дома. Лейси видела, как она указывала на высокие окна, покрытые керамической плиткой полы и открытую кухню, отделанную декоративной плиткой. Она была в своей стихии, будучи риелтором, однако даже это не помогло ей скрыть свое состояние. Нервозность Нолы придала Лейси храбрости.
Она поднялась.
– Вот она идет, – сказала она Амелии. – Вы меня простите, если я?..
– Да, вперед, – Амелия ободряюще улыбнулась. Она протянула руку к пустой тарелке Лейси. – Давайте я пока положу вам гарнир.
Лейси отдала тарелку Амелии и поспешила к сводчатому оконному проему, где Нола разговаривала с каким-то мужчиной, размахивая рукой в воздухе, как бы описывая что-то массивное. Лейси ловко взяла ее за локоть, и Нола резко обернулась к ней.
– Пожалуйста, не могли бы мы поговорить несколько минут? – попросила она.
Нола помедлила, но лишь секунду.
– Да, – ровным голосом сказала она. Она вежливо улыбнулась собеседнику. – Приятно было поговорить с вами. Извините нас, пожалуйста.