Сейчас, наблюдая, как Барретт проходит мимо, я благодарила судьбу за то, что она пощадила меня, дала мне возможность убить в себе пусть не память, но боль, благодаря моей картине, которая впитала в себя всю горечь утраты. Я была благодарна судьбе, что она дала мне время свыкнуться с мыслью о том, что я со своей любовью стала третьей лишней. Именно благодаря этому году и восьми месяцам сейчас я могла смотреть на Ричарда и сохранять на лице спокойствие, могла принять его отторжение лицом к лицу, не боясь боли, могла свыкнуться с мыслью о том, что я стала чужой. Это походило на результат долгой кропотливой работы — именно на этот миг пересечения наших взглядов я работала весь этот год и восемь месяцев. Все это время я воссоздавала себя заново, выстраивала свой скелет по крупицам, чтобы сейчас спокойно смотреть, как Барретт проходит мимо меня с Мартой, придерживая рукой ее поясницу. Весь этот год и восемь месяцев я заново писала свой портрет, чтобы именно в этой точке нашего с ним пересечения держать спину прямой, а сознание ясным.
И неважно, что та часть моего сердца, которая была выжжена, дернулась, как шрам от ожога рядом с огнем, неважно, что пальцы рук заледенели, а голова неприятно гудела, будто я попала в зону высокого давления — я не замечала этого дискомфорта. Сохраняя спокойствие на лице, я вместе с остальными наблюдала, как Барретт с Мартой проходят мимо меня.
Сколько раз в прошлом я представляла нашу встречу, представляла, что я хочу ему сказать, но каждый раз видела лишь Барретта, проходившего мимо. И теперь я была рада, что даже в мечтах мой мозг всегда был трезв и не рисовал мне иллюзий — таким образом я была готова к реальности.
— Если вы не возражаете, начнем осмотр нового интерьера с лаунж-зоны, — услышала я голос подошедшего к нам менеджера.
Кэтрин, внимательно наблюдавшая за мной, тихо произнесла "пойдём", и я, натянув на лицо милую улыбку, направилась с ними на просторную террасу, чувствуя дрожь в руках, как после электрошока.
Я поддерживала беседу, отвечала на вопросы Кэтрин, полностью контролировала реальность, но в глубине сознания пунктиром пробивалась картина — рука Барретта на пояснице Марты. Нет, я не ревновала, я уже давно приняла его выбор, но я бы покривила душой, сказав, что мне была безразлична эта картина — мне не хотелось видеть ее вновь. В одном я была уверена — дизайнер не поведет нас в северную гостиную, где Барретт был занят делами или отдыхал со своими немецкими партнерами за бокалом виски с сигарой.
— Как ты думаешь, что здесь будет лучше смотреться — Морган с его спокойными линиями или экспрессивный Рамирес? — между тем обратилась ко мне Кэтрин, пока мы осматривали бильярдную.
— Здесь темное освещение, свет акцентирован на столы, а не на стены. Думаю Морган здесь потеряется.
— Да, красный Рамирес здесь будет уместнее, — согласилась Кэтрин, и я, сделав пометки в планшете, последовала за менеджером в следующий зал.
— Может быть, здесь будет уместен Морган? — поддержала я беседу, зайдя в большую наполненную светом гостиную — комнату отдыха после SPA-процедур.
— Да, пастельные оттенки здесь будут уместны, — улыбнулась она и, как только мы вышли в коридор, указала в сторону: — Я с менеджером пройдусь по левому крылу, а ты пройдись по правому и посмотри, какие абстракции будут там уместны. Жди нас в круглом холле, мы подойдем минут через десять-пятнадцать.
Сказав это, она подхватила менеджера под руку, а я кивнула и пошла в противоположную сторону по просторному тихому коридору. Казалось, в этом крыле не было ни единой души, и все, что я слышала — лишь собственные тихие шаги по мраморному полу. Контролируя реальность, я ни секунды не забывала о своих обязанностях — иногда я останавливаясь и прикидывала, какая абстракция была бы уместна на той или иной стене.
Завернув за угол, я и правда увидела просторный круглый холл диаметром ярдов в десять, куда сходилось несколько дверей и еще один коридор. Я встала по центру окружности с черно-белым изображением розы ветров и, сосредоточившись на своем задании, начала поворачиваться вокруг своей оси, решая, какая серия картин подошла бы этому пространству.
Подняв голову вверх, я обнаружила конусовидный купол, сделанный в виде многогранника, но вдруг услышала шум с левой стороны и резко опустила голову. На пороге одной из гостиных стоял Барретт с телефоном у уха, а за приоткрытой дверью раздавалась немецкая речь, которая в коридоре была совсем не слышна. Судя по недовольству, блеснувшему в его глазах, он не ожидал меня здесь увидеть, и ему определенно не понравилось мое присутствие в коридоре.
— Ричард… — непроизвольно произнесла я, от неожиданности не успев надеть спокойное выражение на лицо, а он отдал несколько коротких распоряжений по телефону и дал отбой.