— Отбоя от клиентов нет? — проходя мимо, интересуется Ян, похабно ухмыляясь.
Мерзкий. И как я сразу не догадалась, что это его рук дело…
Угрожал, что покажет мне ад на земле. И вот, посмотрите, он действительно сдерживает свое обещание. Если говорить конкретнее, Ян устраивает самую настоящую травлю.
Меня и раньше-то, мягко говоря, недолюбливали в этом классе, но теперь стало еще хуже. Все чаще за спиной я слышу шепотки, все больше девочки косятся на меня с неподдельным презрением и брезгливостью во взгляде, а парни поглядывают с каким-то странным выражением лица. Некоторые из них и вовсе, не стесняясь, отпускают похабные шутки.
В понедельник становится все понятно. Перед первым уроком на площадке под окнами Гимназии толпится народ. И все бы ничего, но почему-то нутром чувствую, что это как-то связано со мной.
— Не ходи туда, — останавливает меня Аверин.
— Что такое, Паш? — спрашиваю обеспокоено.
Прячет глаза, упрямо ведет подбородком.
— В школу иди, — настойчиво разворачивает меня в сторону крыльца.
— Аверин, что такое? — пытаюсь его обойти.
— Ален, не смотри, — хватает меня за локоть, чтобы остановить, но я уже направляюсь в самую гущу.
По мере моего приближения толпа рассасывается, словно нарочно пропуская меня в центр. Они хотят, чтобы я увидела, внимательно следят за моей реакцией, посмеиваясь. Кто-то в открытую, кто-то, тактично прикрыв рот рукой. Это их поведение рушит во мне последнюю надежду на то, что «все обойдется».
Особенно когда я вижу это.
Надпись большими буквами: «Лисицына из 11 — ШАЛАВА». А рядом… мужской орган во всей красе и деталях.
Горячий стыд заливает щеки. Сердце заходится. Не разбирая дороги, пробираюсь сквозь шумную толпу, чей гомон рикошетит по ушам.
Господи, какой кошмар!
Слышу голос Паши и Дани. Они разгоняют зевак. Не хочу, не хочу больше находиться здесь! Что я всем им сделала? За что они так со мной?
Залетаю в школу, несусь по коридору и прячусь под лестницей. Сползаю по стене и роняю голову на колени. Даже слез уже нет.
Отчего же так дурно. Отчего же так больно…
От несправедливости и жестокости этих детей.
— Недурно вышло, да?
Дергаюсь только от одного этого голоса, царапающего воздух.
— Что тебе надо? — спрашиваю, глядя на подонка снизу-вверх.
Такая злость меня затапливает! И как только земля носит таких, как он!
— Дальше — будет хуже, — предупреждает, приближаясь.
Следил за мной, видимо. В противном случае, вряд ли нашел бы. Школа у нас довольно большая.
— Чего ты добиваешься? Что тебе нужно, Ян? — задаю прямой вопрос, поднимая на него глаза.
— А что ты можешь предложить, — тянет недвусмысленно.
Опять начинает ту же шарманку. Вспоминая его подноготную, — неудивительно.
Делает еще шаг вперед, и я тут же поднимаюсь на ноги. Потому что не хочу сидеть перед ним вот так.
— Сядь. Мне нравится, — губы расплываются в полуулыбке, обнажая белоснежные зубы.
Урод моральный…
— Оставь меня в покое! — прошу настойчиво.
— Нет.
Нас с этим ненормальным разделяет от силы полметра. Волоски на теле встают дыбом, по спине ужом ползет липкий страх. У меня даже ладони потеют. Настолько неприятен мне этот маниакальный, пристальный взгляд!
Я вдруг понимаю, что на того же Беркутова мое тело реагирует несколько иначе. Да, оно напрягается, все рецепторы обостряются, но как-то не так все совершенно… Рядом с ним я не чувствую подобного отвращения.
Вжимаюсь в стену, когда Ян, склоняясь еще ближе, улыбается как чертов Джокер. Страшно. Пугающе. Как неадекватный.
— Не подходи ко мне! — мой голос дрожит, выдавая нервное напряжение, но какая разница! Все, чего я хочу, это чтобы он ушел.
Абрамов — это тот случай, когда ситуацию не спасает даже привлекательная внешность. Уж слишком он гнилой и мерзкий внутри.
— Что тебе нужно? Почему я? — очень волнуюсь и начинаю дышать чаще.
— Иногда даже грязь под ногтями заслуживает нашего внимания, — произносит он, разглядывая мое лицо.
Мне неприятна близость его тела. Я не хочу, чтобы он нарушал мое личное пространство.
— Завтра. В семь. На остановке. Ближайшей к твоему дому, — сообщает лениво. — проспект Строителей, да?
— Я никуда с тобой не поеду, — отвечаю твердо и качаю головой.
— Тебе же хуже, — жмет плечом.
— Делай, что хочешь, я не приду! — пытаюсь обойти его, но он мертвой хваткой цепляется за мои плечи.
— Терпение мое испытываешь, дрянь? — отклоняется чуть назад и смотрит оценивающе.
— Ты сам виноват, что лишился зубов! — резко дергаюсь в сторону. — Или тебя до сих пор корежит от того, что Беркутову не пришлась по вкусу эта твоя затея?
Ну вот я и озвучила то, что крутилось в голове. Ведь по сути так и получилось. Роман выразил свое недовольство ситуацией. И неважно какие на то у него были причины. Плохое настроение. Совесть проснулась или просто Луна в Козерог вошла в ту ночь.
— Меня корежит от твоей непроходимой тупости! Ты хоть представляешь, кому дорогу перешла? — угрожающе прищуривается, уничтожая меня взглядом. — Я при желании тебя с лица земли сотру! Не придешь завтра, — перекладывает руку и давит на шею. — Пожалеешь.
— Пусти! — толкаю, что есть сил и устремляюсь прочь.
— Как там Ульяна поживает?