Девочка по имени Зверёк

…Он силком вливал ей в рот какую-то горячую невкусную жидкость, заставлял глотать невыносимо жгучие порошки, клал к ногам грелку, чтобы она сильнее потела, совал под нос резко пахнущие флаконы. И даже – купал в огромном корыте, наполненном душистым травяным отваром, аккуратно помещая ее туда как ребенка, спеленатую простыней. Шакира не стеснялась Хафиза: теперь этот молчаливый и суровый на вид человек был ей действительно как отец. И в его сдержанной манере обращения с нею нет-нет да и проскальзывали, видимо вопреки его собственному желанию, теплые отеческие нотки.

Когда она окончательно пришла в себя, он сидел за столом и, внимательно всматриваясь в рукопись, читал.

– Очнулась? Хорошо.

– Я не умерла?

– Нет, как видишь. Ты крепкая девочка. Будешь жить. – И, предупреждая ее следующий неизбежный вопрос, добавил: – Я знаю, что ты не виновата.

Она с облегчением перевела дух, помолчала, огляделась.

– Где мы?

– В моем доме.

– Ты здесь живешь? – удивилась Шакира.

То, что ее окружало, больше напоминало убежище отшельника: свитки рукописей, непонятные предметы, какие-то сосуды, флаконы, палочки для письма…

– Вот образчик женской логики! – рассмеялся Хафиз и передразнил: – «Где мы?» – «В моем доме». – «Ты здесь живешь?» Что тут можно ответить?

Шакира слабо улыбнулась и, еще немного помолчав, произнесла:

– Спасибо тебе, Хафиз!

– Не за что, – бесстрастно проговорил он, но добавил несколько мягче: – Фархад дорожит тобой, птичка.

Она подумала и осторожно заметила:

– Ты ведь спас меня не поэтому. Ну, не только поэтому. Прости, что говорю.

– Не только. Еще – научный интерес: подобрать противоядие, когда яд неизвестен. Мне нравится заниматься химией.

Шакире очень хотелось поспорить с ним (ведь она ясно видела свет отеческой заботы в его глазах!), но она не решилась.

Вдруг со двора раздался топот копыт и тут же – знакомый низкий голос, который Шакира не спутала бы ни с каким другим на свете:

– Прочь с дороги, сын шакала!!!

– Это Фархад, – сухо заметил Хафиз, не поднимая головы от свитка. – Стоило ему появиться – и моему слуге тут же досталось!

Шакира заметалась на постели, делая тщетную попытку встать навстречу господину, но Хафиз рявкнул:

– Лежать!

Но она и сама уже поняла, что не сможет встать от слабости, и только жалобно пискнула:

– Но он же здесь!

– Я и без тебя его встречу, а ты не смей вставать! В этом доме командую всем я!

Что-то с грохотом сбив по пути и хлопнув дверью, в комнату ворвался господин Фархад. Ее господин! Ее повелитель! На ходу приветствуя Хафиза, он подбежал и порывисто склонился над нею. Его одежда пропахла конским потом и дымом, лицо обветрено, а руки покрыты пылью – он даже не сменил одежду: он спешил к ней! Шакира приподнялась еще раз и тут же опять уронила голову на подушку: не было сил. Но господин уже подхватил ее под плечи и стиснул в объятиях, осыпая жадными поцелуями ее лицо.

– Жива! Жива! Ты жива! Хафиз, кто это сделал?!

– Я выясняю, Фархад. На твоей одежде кровь – ты ранен?

– Да… Нет… Неважно!

Шакира отметила про себя, что в своем доме главный евнух называл господина, и за глаза и в глаза, просто по имени. А тот словно и не замечал этого! Будто именно так и именно здесь это было единственно правильным! По-видимому, они оба следовали каким-то внутренним законам, известным только им двоим!

– Что мне сделать с тем или с той, кто тебя отравил, детка?

– О, Фархад! Только не убивай никого!

– Ты и правда так хочешь? Хорошо, обещаю! Но не больше. Не убью – и только. Большего не проси. А сейчас… Хафиз, я хочу остаться с ней наедине!

– Я возражаю, – более чем холодно изрек главный евнух.

– Что?!

– Я возражаю как врач, Фархад.

– Ах, вот в чем дело! Могу я, по крайней мере, забрать ее к себе?

– Я сам перевезу ее. Завтра.

– Завтра?!

– Или послезавтра. Или через неделю, если ей станет хуже.

Господин засмеялся и развел руками:

– Слушаю и повинуюсь!

* * *

Хафиз был последователен и безжалостен в своем расследовании. Когда Шакира оказалась в состоянии сосредоточиться, ей пришлось ответить на все его вопросы. Что Шакира ела и пила в течение трех последних дней перед отравлением, из чьих рук брала угощение, что нюхала и даже – каких вещей касалась руками? А кроме того, кто и о чем разговаривал с нею? Она все рассказала без утайки. Да и что, собственно, скрывать?

Видимо, главный евнух расспрашивал и остальных: девушки ходили как в воду опущенные. Но Шакира не чувствовала себя ни виноватой (за что?!), ни обиженной. Она думала лишь о том, что господин Фархад (Фархад!) все-таки любит ее, и все вызывала в памяти его полный тревоги и любви огненный взгляд, когда он ворвался, не помня себя, в дом Хафиза.