Когда Тимыч с Гвоздем пригнали в квартиру Кофейникова, майор обошел все комнаты, заглядывая по пути везде, куда только можно было заглянуть: в шкафы, тумбочки, ящики… На кухне бравый майор заглянул в холодильник; в ванной – в ванну; в туалете долго смотрел на унитаз. Так долго, что Тимыч спросил:
– А что вы на него смотрите, Петр Трофимыч? Унитаз как унитаз.
– Никогда не делай скороспелых выводов, Тимофей, – назидательно поднял указательный палец майор.
После этого Гвоздь еще раз обошел всю квартиру.
– Кофейников женат? – спросил он у Тимыча по пути.
– Нет, не женат.
– Вот так номер, чтоб я помер. Холостяк, а квартирка-то не холостяцкая.
– Почему?
– Потому что здесь явно чувствуется женская рука. Как бы мужик ни старался, все равно будет заметно, что это берлога холостяка.
– Может, у дяди Феди домработница есть? – предположил Тимыч.
– Возможно, возможно, – покивал майор. – Но в любом случае: шерше ля фам.
– Чего? – не врубился Тимыч.
– «Ищи́те женщину», как говорят французы. Пошли.
– Куда?
– Женщину искать… – И Гвоздь направился к выходу.
Они вышли на лестничную площадку.
– А здесь кто живет? – указал майор на дверь соседней квартиры.
– Какой-то композитор. Слышите?..
Из квартиры доносились звуки музыки.
Гвоздь позвонил. Музыка оборвалась. Дверь отворилась. На пороге стоял немолодой мужчина.
– Чем могу служить? – интеллигентно спросил он.
– Здравия желаю! – козырнул майор и показал свое удостоверение. – Госбезопасность. Можно задать вам парочку вопросов?
– Пожалуйста. – Мужчина впустил их в квартиру.
– Вы композитор? – поинтересовался майор.
– Да какой я композитор? – самокритично ответил мужчина. – Композиторы – это Бах, Бетховен, Моцарт… А я так – песенки сочиняю. Сочинял, одним словом.
– А как ваша фамилия?
– Шостакович.
– Шостакович… Шостакович… – повторил Гвоздь. – Где-то я вашу фамилию уже слышал. Вы у нас, в ФСБ, ни по какому делу не проходили?
Композитор рассмеялся.
– Нет, не проходил. Я однофамилец великого композитора Шостаковича. К тому же еще и полный тезка – Дмитрий Дмитриевич.
– Дмитрий Дмитрич, – приступил к допросу Гвоздь, – вы знаете своего соседа?
– Профессора Кофейникова? Конечно, знаю. А что случилось?
– Ничего не случилось. Просто надо кое-что уточнить. У него есть домработница?
– Нет.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– А знакомая какая-нибудь имеется?
– Откуда ж я знаю?
– Ну мало ли, видели случайно.
– Постойте, постойте… – припомнил Шостакович. – Видеть не видел, а вот слышать слышал.
– И что же вы слышали?
– Голоса на лестничной площадке. Федора Петровича и какой-то женщины.
– О чем они говорили?
– Уже не помню. Помню только, что Кофейников называл эту женщину черным зайчиком.
Тимыч хихикнул. А Гвоздь повторил вопросительно:
– Черным зайчиком?
– Да. Забавное словосочетание. Видимо, поэтому оно мне и запомнилось.
– А голос у женщины был молодой или старый?
– Молодой. Я бы даже сказал, очень молодой. Ей, вероятно, лет двадцать, не больше.
– А Кофейникову сколько?
– Лет пятьдесят, не меньше.
– М-да, – хмыкнул Гвоздь, подкрутив усы, – порядочная разница.
– Любовь, знаете ли, ровесников не ищет, – улыбнулся Шостакович.
– Так он же для нее старый! – воскликнул Тимыч.
– Ну, пятьдесят лет – это не такой уж и старый, – заметил Гвоздь, которому как раз и было пятьдесят. – Вот если б ему было семьдесят…
– А что семьдесят? – спросил Шостакович, которому как раз и было семьдесят. – Это тоже, знаете ли, не так уж и много. Вот если б ему было девяносто…
– А что девяносто? – продолжил цифровой ряд майор Гвоздь. – Я читал где-то, что галактическая минута равняется ста восьми земным годам.
– Выходит, человек живет сорок секунд по галактическому времени, – быстро подсчитал Шостакович.
Все засмеялись, хотя чего уж тут смешного, если человек всего-навсего сорок секунд живет.
– Так вы думаете, что между профессором и этой девушкой личные отношения? – вернулся к своим вопросам майор.
– Несомненно, – ответил композитор. – Иначе зачем ему называть ее зайчиком? Вот только непонятно, почему – черным?
– А может, она негритянка? – сверкнула у Тимыча догадка.
– Возможно, возможно, – подкрутил Гвоздь усы и закруглился: – Благодарю вас, Дмитрий Дмитрич. Желаю вам больших творческих успехов.
– Спасибо.
– До свидания.
– До свидания.
– До свидания.
Гвоздь и Тимыч вновь вскочили в фээсбэшную бээмвэшку и погнали на Мартышкино кладбище.
На кладбище их ждали Димыч, Любка и Кипятков.
– Разрешите доложить, товарищ майор, – козырнул капитан. – На месте могилы номер шестнадцать обнаружена шахта.
– Какая шахта?
– Вентиляционная!
– Вот так номер, чтоб я помер. Ну-ка, пошли, глянем.
Они прошли на двадцать первый участок. И точно – вместо обычного надгробия возвышалось бетонное сооружение с решеткой.
– Да, похоже на вентиляционную шахту метро, – сказал Гвоздь. – Но почему она на кладбище? Обычно они около станций находятся. А здесь поблизости, по-моему, никакой станции нет.
– Во-о-н там ближайшая станция, – махнула рукой Крутая. – «Академическая».
– А может, это не шахта, а склеп? – предположил Димыч.
– Какой склеп? – посмотрели все на него.