Девочка с медвежьим сердцем

Неожиданно она учуяла медведя. Почувствовала вкус медведя. Ее кровь пылала, подобно раскаленному металлу. Рассудок был в огне. Где-то в ее черепе медведь размахнулся и ударил – неуклюжий скользящий удар, нанесенный с жуткой темной силой. Удар, сотрясший ее до мозга костей. Ей стало нехорошо, но все равно чувствовалось, как медведь рвет лазутчика, который дергался и извивался, словно ошпаренная змея.

Раздался ужасный сухой треск, и Мейкпис поняла, что прокусила деревянную трубку. Щепки вонзились в десны, когда дерево не выдержало. Она попыталась растянуть веревки, связывавшие запястья, и они вдруг порвались. Девочка схватилась за полосы ткани вокруг груди и шеи и стала дергать за них, пока и они не лопнули.

Леди Эйприл отскочила назад со скоростью, не соответствующей ее возрасту. А Молодой Кроу не успел удрать, не успел даже уклониться, и страшный, оглушающий удар Мейкпис пришелся ему в висок и швырнул через всю комнату. Он ударился о ряд церковных скамей с такой силой, что вся дубовая масса досок пошатнулась и стала валиться, как костяшки домино.

Мейкпис встала, выплевывая обломки трубки и струйки дыма, оставшиеся от разорванного призрака. Окружающий мир, пульсируя, возвращался к ней. Способность мыслить оказалась чайкой, затерянной в буре. Мейкпис стала медведем. Медведь стал Мейкпис.

Вспышка осознания. Леди Эйприл со скоростью, рожденной веками практики, выхватывает из рукава кинжал и вопит, вопит, срывая голос. Зовет на помощь? Помощь живых? Помощь мертвых?

Еще одна вспышка. Красная полоска боли поперек груди. Леди Эйприл обладала быстротой стрекозы. И лезвие кинжала леди Эйприл стало красным. Но боль и тошнота были всего лишь нотами в штормовой музыке, наполнившей голову Мейкпис.

Молодой Кроу лежал у ее ног, ошеломленный и обессиленный. Одна рука была неловко вывернута. Он глянул на нее, и она увидела безумную девчонку, отраженную в его тусклых глазах. Но тут его глаза метнулись к чему-то за спиной Мейкпис. Леди Эйприл, поднявшая его шпагу. Леди Эйприл, готовая атаковать.

Внезапно холодные, ледяные глаза леди Эйприл заглянули глубоко в глаза Мейкпис и увидели медведя.

Мейкпис заметила нечто похожее на потрясение в этих древних глазах. Заметила вопрос: «Девочка, что ты наделала»?

Но в это мгновение Мейкпис с ломающей черепа силой выбросила вперед руку-лапу. Чудовищный удар сотряс каждое сухожилие в ее руке.

Мгновение мрака. Вспышка.

Леди Эйприл скорчилась на полу. Теперь она казалась куда меньше прежней леди Эйприл. Спящая старуха. Истекающая кровью.

Мейкпис встала, ловя губами воздух. Мысли и зрение резкими толчками то зажигались, то гасли. Где она?

Часовня. Озерки света. Сломанное дерево. Два тела на полу. Боль, разливавшаяся повсюду, или, может быть, многоцветный свет из оконного витража.

«Думай. Думай!»

Мейкпис против воли нагнулась, чтобы коснуться запястья леди Эйприл. Она боялась, что змееподобные призраки, извиваясь, вырвутся из старухи и метнутся к ее рту. Но она должна знать.

Пульс бился: зловещая, неустанная дрожь жизни. Присмотревшись, Мейкпис заметила, что лежавший рядом Молодой Кроу тоже дышал.

Вспомнив о дыме-змейке, силой прорвавшемся в ее разум, Мейкпис испытала мгновенное кошмарное искушение с силой наступить на череп леди Эйприл и раздавить его, как яичную скорлупу. Но она не сделала этого.

«Они заслуживают смерти, – думала Мейкпис как в бреду, – но я не заслуживаю звания убийцы».

– Думай, – шептала она себе. – Думай!

Ее взгляд упал на серебряное кольцо-печатку леди Эйприл. Она долго смотрела на него, и в голове стал складываться план. Нет, нечто слишком безрассудное, чтобы именоваться планом. Отчаянная, смехотворная игра. Но это все, что у нее было.

Мейкпис опустилась на колени и расстегнула на леди Эйрпил плащ с капюшоном. Лапы болели, пока она возилась с застежкой. Нет, болели руки. Ее руки.

Она стащила с морщинистых рук старухи кольцо и перчатки. Стащила мешочек, висевший на поясе, и сумку. Потом поспешно накинула плащ, натянула перчатки, надела кольцо. Рассовала остальную добычу по карманам, а в последний момент захватила и кинжал. Она помедлила лишь затем, чтобы глянуть на другой стул, где полулежал лорд Фелмотт. Его глаза жили. И следили за ней.

Он по-прежнему выглядел сэром Томасом, и казалось жестокостью оставлять его здесь. Но что поделать?

– Простите, – прошептала она.

Было десять часов вечера, и даже под властью опьяневшего от разгула медведя Мейкпис знала, каким маршрутом лучше идти, чтобы избежать лишнего внимания. Все эти годы она старалась запоминать различные проходы и коридоры, знала, где скрыться, где можно пройти бесшумно, а где твои шаги отдаются эхом. Все это стало для нее второй натурой, что было к лучшему, поскольку сегодня ее первая натура больше не вела себя естественно…