Девочка в красном пальто

– Мне очень жаль, детка. Мне очень жаль, что твой папа так поступил. Может быть, со временем он раскается. Но он сказал – я понимаю, как тяжело тебе это слышать, – что ты должна начать новую жизнь. И мы тоже.

Он протягивает руку, разгибает мои сжатые пальцы и забирает телефон.

21

ДЕНЬ ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВЫЙ

Случались дни, когда бывало даже хуже, чем обычно. На пятьдесят первый день я не смогла одеться, и Элис застала меня в халате.

– Бет, я долго думала, но решила прийти.

Она растерянно стояла на пороге, с гостинцами в руках – баночка домашнего джема из черной смородины и букет ароматных гиацинтов, пунцовые упругие лепестки которых торчали как щетка. Дневной свет, казалось, огибал ее, ветерок шевелил ее красивые рыжеватые волосы, как будто невидимый ребенок парил над ее головой и ворошил их. Плетеные браслеты, которые она всегда носит, выглядывали из-под манжет розового пиджака, когда она протягивала мне свои подношения.

– Как мило, спасибо, – сказала я, пытаясь удержать цветы и джем.

Я пригласила ее войти, предложила чай, хотя чувствовала себя отвратительно и не знала, как дотянуть до вечера.

– Прости, что раньше не приходила.

Я уставилась на нее. Зачем она здесь? Элис всегда находилась на периферии моей жизни, она не была моей подругой. Я жалела ее, пожалуй, поскольку в жизни ей несладко приходилось, и считала ее трудности достаточным основанием, чтобы терпеть ее странности, пока у меня были силы. Даже когда она кокетничала с Полом, я не брала это в голову – в конце концов, он красивый мужчина, многие женщины с ним заигрывали, мне это даже льстило. Время от времени я пыталась завести с ней разговор о том, что нужно что-то делать с домашним насилием, которому она подвергается. Но она только уклончиво улыбалась, или меняла тему, или утверждала, что у нее все прекрасно.

Но ведь это замечательно, убеждала я себя, просто замечательно, что она пришла сегодня. Теперь я соберусь, возьму себя в руки.

Она обвела взглядом кухню, где было чисто и вполне пристойно – если не считать пустой подставки для яиц в сушилке для посуды.

– Я рада, что у тебя порядок, – сказала она.

Я не стала уточнять, что со вчерашнего утра не заходила на кухню и ничего не ела.

– Прости, что побеспокоила тебя, – произнесла она, садясь за кухонный стол. Она сильно нервничала, хотя старалась этого не показывать. Может, причиной тому была неловкость, вызванная лицезрением человека, у которого пропал ребенок.

– Нет, что ты, не извиняйся. Все прекрасно. Хорошо, что ты пришла. – Заварочный чайник выпустил тонкую струйку ароматного пара, когда я приподняла крышку. – Я понимаю, что людям трудно со мной. Они не знают, о чем говорить.

На самом деле мне было еще труднее о чем-то говорить с людьми.

Она пила чай, отхлебывая маленькими глоточками.

Потом вдруг ни с того ни с сего объявила:

– Бет, я долго собиралась с духом, чтобы сказать тебе это. Ты должна знать. Мне нужно тебе кое-что сообщить.

– Про Кармел?

– Да.

– Что? Что? – Я изо всех сил вцепилась в ворот халата, напрягла слух. Я даже поверила, что сейчас получу ключ к разгадке – которого так не хватало, который я так искала.

– Твоя девочка… Кармел. – Она замялась, потом приступила снова: – Ну, я была тогда вся в синяках, помнишь. Он опять меня избил. Совершенно озверел, ну, ты знаешь, на него находит.

– Да, да, я помню.

– А вечером через два дня мы сидели у тебя, и она подошла ко мне. Все много говорили, давали советы, а она положила на меня руки, подержала их, и на следующий день – клянусь тебе, Бет, я не вру! – на следующий день от синяков не осталось и следа. Вообще ни следа – а ведь я была вся багрово-синяя. Помнишь ведь? Ты должна помнить. Пожалуйста, только не сердись, но я думаю, что у нее был прямой канал связи с Богом.

Она остановилась, чтобы перевести дух.

– Канал связи с Богом? – переспросила я, – она не уловила горького разочарования в моем голосе.

– Да, такое бывает, знаешь. Дети в каком-то смысле ближе к Богу. И я хотела тебе сказать… я уверена, что она сейчас рядом с Ним, я имею в виду…

– Что?

– Она стала ангелом, одним из божьих ангелов, Бет. – У нее на глазах блеснули слезы. – Ты разве не видишь? Я думаю, что…

Моя раскаленная добела ярость белым пламенем обожгла мне глаза.

– Ты хочешь сказать, что моя дочь мертва? – Ужасная мысль пронзила меня: неужели я тоже соучастник убийства?

– Ради бога, не сердись. Я просто… Я хотела сказать, если вдруг, то… Я думала, тебе станет легче… если ты узнаешь…

– Прекрати! – Я встала и зажала уши руками. Я рассчитывала услышать жизненно важную подсказку, а получила бред свихнувшейся приятельницы. – Прошу тебя, замолчи.

– Ты должна признать это, Бет. Должна. – Пока она говорила, ее запястья в этих браслетах мелькали у меня перед глазами, и ненависть поднималась во мне и комом подкатывала к горлу.

– Нет! – крикнула я. – Убирайся отсюда. Я думала, ты хочешь сказать что-то дельное, а ты… Убирайся вон из моего дома, оставь меня, идиотка. Тупая, свихнувшаяся идиотка! И Бога своего забирай с собой и больше никогда ко мне не приходи!