– Мамы не было очень-очень долго. Где она была, с тобой?
– Да, – отвечаю я. Она как будто обижается, что надолго лишилась мамы из-за меня.
– А мы жили у пастора Рэймонда.
– Кто это? – спрашиваю я.
– Он крестил нас. У него золотой телефон и огромный автомобиль.
Силвер говорит – подумаешь, огромный автомобиль. Все равно, заверяет она, фургон – лучше всех автомобилей на свете, и как здорово, что они снова в нем.
– Это моя кровать, а это кровать Мелоди, – объясняет она мне.
Потом становится на полоску красного коврика между кроватями и показывает:
– А это твоя.
– Я знаю. Я же проснулась в ней вчера утром. И легла в нее вчера вечером.
Мелоди сидит на своей нижней кровати, у нее дергается губа и показывается клык.
– После того как поела змеи? – спрашивает Силвер.
– Мне показалось. – Я не знаю, что еще можно ответить.
– А вот окно, – показывает Силвер.
Я только вздыхаю. Силвер хмурится: она недовольна тем, что я порчу ей экскурсию. Она показывает мне все, что я и так вижу, потому что показывать тут нечего.
– Хорошо, мисс. Маленькая мисс. А вот на это что скажешь? Это ты видала, а?
Она резко отодвигает кашемировую занавеску. За ней – деревянная кровать с лоскутным покрывалом. Над ней – полка с книгами и золотые часы. На полу – хорошенький овальный коврик с бахромой по краям и букетом алых роз в центре. Он очень удачно лежит – чтобы ноги утром опустить как раз на него.
Силвер стоит у кровати спиной ко мне и указывает на зеленую книжку в кожаном переплете.
– Папина записная книжка, – говорит она. Они называют дедушку папой. Хотя он им вовсе не папа, как они мне уже объяснили.
– Что за книжка?
– Иногда он что-то пишет в нее, целыми часами, – говорит Мелоди.
Силвер прячет руку за спиной.
– Нам запрещено прикасаться к ней.
Мне нравится эта спальня за занавеской.
– Похоже на комнатку бабушки из «Красной Шапочки», – говорю я.
Силвер морщит нос и громко фыркает мне в лицо.
– Слыхали мы про это. Сказочки… – Она говорит, как будто слишком взрослая для таких глупостей.
– Силвер, зачем ты так, – произносит Мелоди. Мы с девочкой оборачиваемся к ней, и я успеваю заметить клык.
– Сказки – это для малышей, – заявляет Силвер. – К тому же они неугодны Богу.
Я хихикаю – мне трудно поверить, что Бог, если он вообще существует, думает про «Трех поросят» или про «Красную Шапочку» и осуждает их. Но девочки не понимают, что меня рассмешило, они с недоумением смотрят на меня, и их блестящие туфли тоже.
– Интересно, как вы разговариваете с Дороти? – вспоминаю я.
– Что значит «как»? – спрашивает Силвер.
– На каком языке? Я его не знаю.
– На испанском, – отвечает Силвер. – На каком же еще.
Я поворачиваюсь в другую сторону. Дверь в фургон открыта. За ней видны огромное небо и Дороти, она раздувает угли в нашем вчерашнем костре.
Я вздрагиваю, ощупываю шею – волос нет, голая кожа.
– Мои волосы! – кричу я. – Куда они подевались?
Не понимаю, как я вчера этого не заметила.
– Стрижка тебе идет, – говорит Мелоди с кровати и с любовью проводит рукой по своим волосам, которые достают до талии.
Я ощупываю голову, волосы острижены так коротко, что закручиваются в мелкие колечки.
– Когда меня подстригли?
Силвер пожимает плечами, ее пышная юбка поднимается и опускается на попе.
– Тебе нужно одеться, – говорит она. – Вот твои вещи.
Она открывает деревянный шкаф в изголовье моей кровати, и я вижу там те самые платья конфетных цветов. В голове проносится, как я бегу по огромному дому, несусь и кричу. Мне становится так больно от этого воспоминания, что я опускаю голову, чтобы двойняшки не видели моего лица.
– Одевайся скорей, – говорит Силвер. – И пойдемте играть.
Я надеваю желтое платье. Вспоминаю, что забыла задать один важный вопрос.
– Как я сюда попала? – спрашиваю у Мелоди.
Она, сидя на кровати, играет с куклой, без конца расчесывая ее длинные волосы.
– Не знаю, – равнодушно отвечает она, продолжая расчесывать куклу. – Также, как все, наверное.
У меня пересохло в горле, хочется пить. Я слышала, что бывают травмы головы. Может, со мной тоже стряслось что-то такое. Я ставлю одну ногу перед другой, и тут происходит совершенно непонятная вещь. Кто-то толкает меня со всей силы, и я попадаю в кинофильм, где все движется с большой скоростью. Мои ноги мелькают так быстро, как будто я еду на невидимом велосипеде. Уже через секунду я оказываюсь рядом с Дороти и сама удивляюсь своей скорости.
– Можно мне соку, пожалуйста? – прошу я у нее.
Она наливает апельсинового сока в синюю пластиковую чашку и подает мне. Надпись на пакете мне незнакома. Это не «Тропикана», которую мы пили дома. Мне нравилось это слово, «Тропикана», иногда я могла просидеть целый час, глядя на него. Пока мама не скажет: «Давай-ка я уберу сок в холодильник, пока он не испортился».
Это другой сок. На пакете написано «365. Польза каждый день».
Я держу чашку. От мыслей о маме болит горло.
– А еще медленней пить ты не можешь? – Дороти смотрит на меня и ждет, чтобы забрать чашку. Мне кажется, что я пью нормально, совсем не медленно, но она сердито постукивает ногой по земле, как будто прошла целая вечность.