Девочка в красном пальто

Мой мозг работает очень быстро и подсказывает мне: «Они не могут заставить тебя, Кармел, потому что без тебя они вообще ничего не могут. Сила в твоих руках, а не в их», – я впервые отчетливо осознаю это. Как будто луч света падает на эту мысль, как на предмет, который всегда находился на своем месте, но у меня не было случая заметить его.

– Я не буду ничего делать. Я не хочу, чтобы он выздоравливал, – заявляю я, и они изумленно смотрят на меня.

– Слушай, девочка… – Монро подходит вплотную ко мне, но я снова вижу черное облако над кроватью, и живот у меня сводит судорога.

– Нет, – произношу я. – Я…

Я пытаюсь подобрать правильное слово.

– Я отказываюсь, – говорю я и задерживаю дыхание. До сих пор я никогда не отказывалась.

Монро расстегивает свой пиджак и запускает руку под мышку. У меня мелькает мысль: может, он прячет там пистолет? Я застываю на месте, но Монро только говорит дедушке:

– Повлияйте же на нее, Деннис. Чего вы ждете?

Однако дедушка не успевает повлиять на меня, потому что за дверью слышится крик, и медсестра в маленькой белой шапочке отталкивает медбрата в синей пижаме:

– Какого черта здесь происходит?..

Монро поднимает руки и делает успокаивающий жест:

– Все хорошо. Наш христианский долг – помочь ближнему, мы исполняем…

Но она не дает ему договорить:

– Я получила строжайшее указание от членов семьи – никаких гостей вроде вас. Немедленно убирайтесь! Убирайтесь прочь со своими фокусами-покусами, благословениями и проклятиями! Еще минута – и я вызову полицию.

На ее щеках пылают два красных пятна, прядка волос выбилась из-под шапочки и падает на глаза.

– И еще ребенка втянули. Как не стыдно! Посреди ночи. Она в школу-то хоть ходит? Как ее зовут?

– Меня зовут Кармел, – отвечаю я как можно быстрей. – Меня зовут Кармел!

Я хочу, чтобы люди это узнали и запомнили.

– Хорошо, мы уйдем, – говорит дедушка. – Но на вашу совесть ляжет тяжкий грех: вы отказали этому человеку во спасении и отвергли исцеляющий дар, исходящий от Господа нашего.

– Ничего, я переживу это.

Нахмурившись и скрестив руки на груди, медсестра смотрит, как мы идем по коридору. Мимо меня проплывают комнаты со спящими людьми, похожие на ульи; я видела однажды улей на картинке в школе. Я гляжу на спины дедушки и Монро и думаю, что я совершаю ужасную ошибку, следуя за ними, что мне надо было бы повернуть обратно и побежать к той медсестре. Как было бы хорошо и спокойно – носить белую шапочку и белый халат и своими руками помогать людям в таком месте, как это, и самой принимать решения. Но дедушка в эту самую секунду оборачивается и говорит:

– Чего ты там плетешься? Пошевеливайся.

Мы заезжаем в закусочную, хоть уже и глубокая ночь. Мне покупают колу. Мужчины помешивают свой кофе и рассуждают о том, какое чудовище эта медсестра. Она напомнила мне маму – у мамы были такие же каштановые волосы, и она так же вспыхивала, когда считала, что кто-то поступает неправильно. Поэтому мне совсем не нравится, когда они говорят, что медсестра заслужила того, чтобы гореть в адском огне.

– Вот ведь твою чертову мать, – говорит пастор Монро. Он смотрит на меня, когда произносит эти слова, так что я не думаю, что они относятся к медсестре.

Дедушка поперхнулся и пролил горячий кофе себе на пальцы, когда услышал, как пастор сказал нечто грубое. Вот уж чего дедушка точно никогда не делает – он не ругается плохими словами и не чертыхается и терпеть не может, когда это делают другие. Он встает со своего места рядом со мной и идет к прилавку за салфетками, а мы с пастором Монро остаемся за столиком вдвоем и смотрим друг на друга, нас разделяет только шейкер с сахаром.

– С каких это пор ты так обнаглела? Тебя нужно посадить на короткий поводок, чтобы слушалась старших. Целительство, конечно, Божий дар, но он требует порядка и подчинения. Твое дело слушаться, а не решать, кого лечить, кого нет.

– Кого угодно, только не мистера Петерса, – бурчу я себе под нос, но он слышит.

– Твой старик позволяет тебе огрызаться?

Я молчу, только моргаю.

– Мёрси, я спрашиваю – твой старик позволяет тебе так разговаривать?

Кола, которую я выпила, подкатывает обратно к горлу и пузырьками выскакивает в рот, потому что пастор Монро наклоняется вперед, его пиджак оттопыривается, и я действительно вижу у него под мышкой пистолет. Дедушка возвращается и с тревогой смотрит на нас:

– Что случилось?

Монро откидывается назад на спинку стула, и я думаю – может, мне почудился этот пистолет под мышкой, хотя до сих пор стоит перед глазами его металлический блеск.

– Ничего, друг мой.

Дедушка садится, и они снова заводят разговор, но я едва слышу их голоса, потому что пустой стул рядом с Монро больше не пустует. Что-то темное ворочается на нем, лениво, тяжело.

Я сосу свою соломинку, и кола опять подкатывает к горлу, громыхая по пути, как поезд.

– Вот ведь твою чертову мать, – повторяет Монро. Он отхлебывает кофе и вытирает губы тыльной стороной ладони так, будто разрывает лицо.

Дедушка говорит:

– Ну не надо так. Не надо…