Девочка-ветер

Свет приглушили. Сейчас это напоминает мне дискотеки времен юности, которые не посещала, придя к выводу, что совершенно нет необходимости выставлять себя на посмешище и ждать с замиранием сердца, что мальчик, направляющийся в мою сторону, пригласит танцевать меня, а не соседку. Сегодня я не одна. Даже удивительно. Как это получилось?

Илья склоняется ниже, и мы медленно двигаемся в такт музыке. Легкое дыхание щекочет мои волосы у виска, и все воспринимается как-то нереально, словно в дымке. Время от времени выныривают знакомые лица: Крыловы, танцующие на «пионерском» расстоянии, Домбровский, с блаженно-глупым выражением лица прилипший к высокой блондинке с «шикарной» (как он выражается) фигурой, Кукин, виновато заглядывающий в глаза своей Цыпочке, которая что-то резко выговаривает ему и кончик ее конопатого носа (надо же, веснушки круглый год!) смешно дергается. Я киваю, встречаясь с кем-нибудь взглядом, потому что за два года работы перезнакомилась со всеми. Естественно, на меня ходили смотреть, как на диковинное животное в зоопарке. Надо же, такая маленькая и такая умная! Иностранные языки – нечто непостижимое, и в голове постсоветского человека, которого пичкали Fremdsprache в школе и в институте и который в результате во всех анкетах писал: «Читаю и перевожу со словарем», не укладывалось, что эта малявка, то бишь я, без запинки трещит на четырех языках. Всех, правда, еще интересовало, почему после защиты диссертации я оказалась в медицинском институте (местечко, надо прямо сказать, не очень для меня завидное). Но у каждого есть свои маленькие большие тайны.

– Ты действительно знаешь три языка? – словно читая мысли, спросил Илья.

– Четыре, – показываю я на пальцах.

Он улыбается. Уж очень он лирично настроен сегодня. Эти объятия, теплое дыхание на моей макушке и огненные чертики во взгляде. Если так будет и дальше продолжаться, я недолго выдержу. Может быть, лучше всего сбежать? Поехать к отцу или Мадам. Мои дорогие родители примут меня с распростертыми объятиями. Два посла в семье, кому скажи, не поверят, впрочем, я и не рассказываю. Для этого есть Танюша. Великие родственники – ее страсть. Для полного счастья ей не хватает в семье писателя, хотя бы детского, и композитора, хотя бы песенника. Однажды Фибка в шутку нарисовал генеалогическое дерево, раскидистый дуб, а под дубом – сморщенное яблоко и толстого коня. Танюша сделала мне последнее предупреждение, за коим могло последовать только отлучение от ее великосветского общества. А с местом, которое уготовил ей мой друг, она не согласилась.

Из полумрака вынырнул Домбровский со своей подружкой и заорал:

– Не пора ли нам пора?..

– Пора, пора, только не голоси так, иначе Кукин примчится.

Фибка всерьез воспринял мое предупреждение и нервно стал оглядываться по сторонам.

– Вот товарищ, – сказала я весело, кивая в сторону Ильи, – прикроет наше отступление к лифту.

– Нет, лучше по лестнице, – предложил Фибка и потащил за собой блондинку.

Золотой Мальчик (не зря его Танюша так прозвала) покорно исполняет роль прикрытия, а потом несется за нами по лестнице. Как в старые добрые студенческие времена, когда мы удирали с лекций в кафе-мороженое. Самое трогательное воспоминание тех лет – опека со стороны мужской половины студентов нашего курса, каждый из которых считал своим долгом поинтересоваться, не обижает ли меня кто-нибудь, и уверить, что готов оказать любую помощь. Я была самой молодой на курсе: папа привел меня за руку в приемную комиссию, потому что паспорт я получила только через два дня после первого вступительного экзамена.

Пока мы с очаровательной блондинкой «поправляем прически» в туалете, мужчины уже по-приятельски болтают в гардеробе.

– Опять хвастаешься? – спрашиваю я Фибку серьезно. Домбровский широко улыбается и чмокает меня в щеку.

– Мы с тобой завтра поговорим, сейчас некогда, Танюша там, наверно, позеленела от злости.

Но Илья оставляет последнее замечание без внимания, накидывает мне на плечи плащ и, попрощавшись с молодыми людьми, ведет к машине. Он первым делом поставил заряжаться свой мобильный телефон и с серьезным лицом вывел машину со двора института. Романтическое настроение кончилось? Он постоянно так ведет себя: если надо «защищать» от кого-то, готов проглотить, испепелить страстным взглядом; как только благодарная публика исчезает, становится холодным и равнодушным, словно не нужно больше играть, поэтому сбросил маску и стал самим собой.