Девочка⁰

Оставшееся время, пока мы ждали родителей, с нами больше не разговаривали. Гордей, просунув руки через решетку, показывал мне целый «хендмейд»-спектакль: когда старший полицейский и женщина начинали переговариваться о чем-то между собой, он пародировал их руками, и в конце каждой своей реплики женщина-рука почему-то била мужчину-руку.

Потом пришли мама и папа. Мама с красными опухшими веками и впалыми щеками напоминала человека в глубоком горе. Она села рядом со мной на скамейку и, взяв меня за плечи, заглянула в глаза. Я постарался выдержать этот долгий, мучительный взгляд заплаканных глаз. Ее ладонь с резким звоном ударила меня по щеке, и я, ойкнув, схватился за лицо. Боль – будто кипятком ошпарили! Затем, так же неожиданно, она обхватила меня за плечи, крепко-крепко прижала к себе и начала качать, словно маленького. По вздрагивающим плечам я понял, что мама плачет.

Отец, куда более резкий и не склонный к сантиментам, тут же перешел к делу. Указав на Гордея, он строго спросил у сотрудников полиции:

– Почему он закрыт?

– На вашего сына заведено уголовное дело, – сдержанно ответила женщина.

– На каком основании? – растерянно спросил папа и, беспомощно качнувшись в сторону клетки, прошипел: – Ты что наделал?

А женщина, будто бы радуясь, что ее безупречные знания Уголовного кодекса наконец пригодились, выпалила:

– Статья 318 Уголовного кодекса Российской Федерации – нападение на сотрудника полиции при исполнении.

– Идиот, – совсем жалобно просипел отец.

В конце концов Гордей прекратил требовать адвоката и согласился на допрос в присутствии отца. Его выпустили из клетки (и не стали заковывать в наручники), посадили на скамейку перед протокольной женщиной; отец сел рядом, всем своим видом показывая, как его бесит эта ситуация.

Нас с мамой вывели в коридор, и мы ждали там, на клеенчатых стульях, но я все слышал и немножко видел в приоткрытую дверь происходящее.

– В связи с какими обстоятельствами ты оказался на чердаке дома по адресу Мира, 36? – спрашивала женщина-полицейская.

– В связи с наличием у меня ног, – в тон ей отвечал Гордей. – Я туда пришел.

– Не паясничай! – шикнул отец.

Мне было их плохо видно, но по глухому звуку можно было догадаться, что папа отвесил ему подзатыльник.

– Почему вы с сестрой были на чердаке? – сдержанно повторила женщина.

Гордей молчал. Будто подсказывая, полицейская сказала:

– Вы там прятались.

– Да, – наконец ответил брат.

– И почему вы прятались?

– Мы ушли из дома и не хотели, чтобы нас нашли.

– То есть, когда вас нашли полицейские, ты понимал, почему они пришли?

– Да.

– Ты понимал, что несовершеннолетние не могут жить без надзора и вас обязаны вернуть домой?

– Да.

– Тогда почему ты стал сопротивляться и ударил полицейского?

Гордей молчал.

– Ты знал, что это уголовное правонарушение? – спросила женщина.

– Да.

Мама рядом со мной тяжело вздохнула, словно сдерживая слезы.

– Как зовут парня, у которого ты пытался скрыться от представителей закона? – Последние два слова полицейская произнесла с особым пиететом.

– Сами выясняйте, как его зовут, – буркнул Гордей.

– Отвечай! – рявкнул на него папа.

– Я не обязан! – возмутился Гордей. – Пусть сами выясняют. В этой стране уже никто не хочет нормально работать!

И этот демонстративный процесс с липовым официозом затянулся еще на два часа. Чем больше Гордей иронизировал над ними, тем сильнее они затягивали свой вкрадчивый, но ядовитый допрос: «Гордей, скажи, пожалуйста, а ты бежал с чердака по лестнице или просто прыгнул вниз? А ты сначала вырвался и потом ударил или сначала ударил и потом вырвался? А какой рукой бил – правой или левой?» Потом ему дважды измерили рост, спросили цвет глаз, уточнили место работы родителей (услышав ответ, и женщина, и старший полицейский показательно зацокали), а когда узнали номер школы, сообщили, что обязательно доведут «этот инцидент» до сведения администрации. Наконец Гордея отпустили – до суда.

Мне было гадко от происходящего. Таких, как Гордей, мурыжат по нескольку часов, но где такие, как Жора, Макс и Артем? В то время, как трое парней насилуют девушку, полиция бросает за решетку моего брата – страшного преступника, который, о ужас, ударил по носу полицейского! Конечно, нехорошо бить людей, но к чему весь этот долгий, нарочито издевательский допрос? Будто бы у них дел других нет, будто бы вся страна уже очищена от преступности.

Едва мы вчетвером вышли из участка, как отец, догнав Гордея, развернул его к себе и ударил кулаком по лицу. Картина, которую я наблюдал при нападении на усатого полицейского, повторилась, только теперь Гордей держался за нос и между пальцев у него стекала кровь. Он, то ли ошарашенный, то ли обрадованный этим жестом, вдохновенно произнес:

– Я все понял, пап! Даже не знаю, что на меня нашло, когда я ударил того мужчину? И откуда таких замашек понабрался?

Отец, плюнув в сердцах, пошел вперед, мама засеменила за ним, а я задержался возле Гордея, пытаясь отыскать в карманах платок. Похоже, где-то потерял…