С улицы по-прежнему доносились крики. Лефевр выглянул в окно и увидел, как побитые артисты сгребают жалкие остатки своего разломанного балагана, а священник, опираясь о свой дрын, отдыхает после славного сражения и проповедует собравшимся о том, что в свободную минуту порядочным людям следует почитать богоугодную книгу, навестить друзей или родных, да даже и в кабак заглянуть — все лучше, чем тешить бесов, глядя на мерзопакостные кривляния. Лефевр усмехнулся и подумал, что святой отец прав: в кабак действительно стоит заглянуть, тем более, что на первом этаже гостиницы как раз открыта таверна.
Ужин, поставленный перед Лефевром, был простой, но сытный: жареное мясо с грибами и картофелем. Хозяйка, она же официантка и раздатчица в одном лице, как бы невзначай прижалась к плечу Лефевра пышным бюстом и спросила:
— Может, вина?
— Лучше чаю, — сказал Лефевр и, вытащив из кармана бесполезный шарик, задумчиво прокатил его по столу. Хозяйка разочарованно вздохнула, пожала плечами и ушла за стойку. Не хотите, как хотите, дело ваше. Лефевр проводил ее равнодушным взглядом: дамочка, конечно, обладала выдающимися достоинствами, но, как он уже успел убедиться, это ему никак не могло помочь.
Он не переставал думать об Алите. Со временем это превратилось в какую-то навязчивую идею, и даже приторные ласки красавиц мадам Бьотта не могли ее изгнать. В конце концов, Лефевр плюнул на попытки забыть и забросить, признался самому себе, что любит, имеет полное право любить и страдать, и решил, что надо все-таки заняться делами. Должность директора правового департамента инквизиции освобождалась через месяц, и государь Ахонсо, вручая Лефевру орден святого Горго, сказал прямо, что никого другого на этом месте не видит.
— Через год министр Литто уходит в отставку, — сообщил его величество. — Так что департамент для вас просто маленькая ступень.
Разумеется, это произвело фурор на работе. Все прежние недруги сразу же стали милыми и вежливыми, при встрече кланялись чуть ли не в пояс и так и норовили уверить в своем совершеннейшем почтении. Непосредственные подчиненные Лефевра оказались гораздо честнее и сердечнее: они поздравили шефа с грядущим повышением и попросили не забывать их. Менталист Абриль высказался без обиняков:
— Пришлите нам хорошего начальника, шеф. Мы уж привыкли к хорошему, от уродов голова болеть будет.
Лефевр рассмеялся и сказал, что сделает все возможное. На том и порешили.
Но больше всех его удивил господин Куатто, председатель Центрального банка Сузы, того самого, в котором Лефевры уже несколько веков хранили свои сбережения и драгоценности. Когда он в очередной раз пришел проверить проценты и накопления, председатель на правах старого знакомого семьи завел с ним весьма необычную беседу, поинтересовавшись:
— Милорд, а вы женаты?
— Нет, — спокойно ответил Лефевр, изучая отчет по вкладам гораздо пристальнее, чем обычно: он прекрасно понял, в какую сторону поворачивает беседа. Левая бровь Куатто слегка дрогнула: те, кто был близко знаком с господином председателем, знали, что это означает плохо скрываемую радость.
— Пора бы вам задуматься о семье, — с самой искренней заботой сообщил Куатто. — Обзавестись наследниками. Такое состояние, как ваше, нельзя отдавать в чужие руки.
Лефевр усмехнулся и, фигурально выражаясь, решил подергать Куатто за усы.
— Где же сейчас найдешь хорошую жену, — вздохнул он с самым серьезным видом и перевернул очередную страницу отчета. — Да и некогда мне заниматься поисками, откровенно говоря.
Левая бровь господина председателя дрогнула снова: внутренне Куатто пустился в пляс.
— А зачем заниматься поисками, — сказал он, — когда у старых друзей вашего семейства уже есть превосходный вариант? Моя дочь Этель в этом сезоне в первый раз выходит в свет.
Лефевр одарил господина председателя тонкой понимающей улыбкой и вспомнил Кати Кьежу, свое увлечение из давних времен.
— Берегитесь, господин Куатто, — сказал он. — Ходят слухи, что миледи Этель потрясающая красавица. Вас немедля начнут атаковать охотники за приданым.
Куатто вздохнул. Весь его вид говорил о том, что он крайне рад встретить понимание в столь деликатном вопросе.
— В том и дело, мой друг, в том и дело, — вздохнул он. — Господь создал две сложные работы: чистильщика конюшен и отца девушки на выданье. Отчего бы вам не облегчить мой труд?
Лефевр задумчиво потер щеку, затем закрыл папку с отчетами и сухо поинтересовался:
— И каков размер приданого?
Куато натурально выдохнул с облегчением, расположился в кресле свободнее и назвал такую сумму, что теперь уже у Лефевра дернулась бровь. Он отстраненно подумал, что никакой магии на свете нет: настоящее волшебство творят только чины и деньги. Если через год ты станешь министром, то любой, даже самый заносчивый столп сего мира сочтет за честь подложить под тебя единственное и обожаемое дитя. И теперь никого ничто не смущает: ни двадцать лет разницы в возрасте, ни то, что физиономией будущего зятя можно кошек пугать в темных переулках. Конечно, юная красавица будет биться в истерике, но это ей не поможет.