Лефевр почувствовал ведьму между вторым и третьим этажом и ощутил, как по загривку прошла ледяная волна, а волосы на голове шевельнулись в предвкушении охоты. Ведьма была матерой и очень необычной — Лефевр не мог сказать вот так сразу, в чем заключается эта необычность, но было ясно, что впереди идет очень заковыристое отродье. Это было как в старые времена, когда Лефевр только начинал работу в инквизиции, отлавливая ведьм, и это было хорошо: он любил свою работу, любил охоту, и у этой ведьмы не было шансов.
Он достиг ее одним молниеносным движением, практически прорвав собой пространство: ведьма и пискнуть не успела, а Лефевр уже заломил ей руку, прижал к перилам и приставил к рыжему затылку маленькую табельную пистоль. Ведьма была одета очень дорого и модно — в тонкое нежно-зеленое платье и легкую шубку поверх, от ее длинной белой шеи пахло какими-то едва уловимыми духами, а на изящном запястье, которое Лефевр стиснул чуть ли не до хруста, позвякивали браслеты — но он видел лишь темное облако с запахом крови. Золотистой метки регистрации в нем и в помине не было.
— Инквизиция Сузы, — процедил Лефевр, чувствуя почти забытое возбуждение от поимки опасной хищницы. — Только дернись, тварь.
— Не стреляйте, — умоляюще прошептала ведьма. Лефевр ловил терпкий запах ее страха, и этот запах опьянял похлеще самых крепких вин. — Господа ради, не стреляйте, я не делала ничего плохого…
Лефевр слегка ослабил хватку и поставил ведьму прямо. Тонкий каблучок подломился, и она едва не упала на ступени.
— Вниз, — приказал Лефевр и подтолкнул ведьму коленом. Сильная колдунья без лицензии, надо же… Пожалуй, стоит устроить взбучку своему прежнему отделу, чтоб мух не ловили, а занимались делом.
— Не стреляйте, — повторила ведьма, медленно спускаясь по лестнице. — Прошу вас…
Она снова покачнулась — подвел сломанный каблук — и Лефевр подхватил ее под руку. Ведьма вздрогнула всем телом, разворачиваясь в его сторону, и тогда Лефевр увидел ее лицо: бледное, искаженное ужасом.
Глава 8. Глиняное солнце
К вечеру легкий снежок превратился в настоящую метель, и в ней медленно терялось все: дома, пешеходы, омнибусы, экипажи — белая пелена окутывала столицу, размывала формы и цвета, и постепенно начинало казаться, что больше нет ни земли, ни неба, только это мятущееся безмолвие.
Дом Лефевра встретил Алиту густой тишиной давно покинутого места. Маленькие лампы, в которых плавали зачарованные светлячки, не могли развеять тьму. Войдя в прихожую, Алита внезапно подумала, что входит в свой склеп — настолько сильным было давление инквизитора. Оно полностью разрушало волю и напрочь стирало все мысли о сопротивлении. Огюст-Эжен сейчас был действительно страшным: не человек — механизм уничтожения чужой души. Тяжелая душащая волна, что катилась от него, почти вбивала Алиту в землю.
— Я дал слугам отпуск, — негромко сказал Лефевр. Он сбросил пальто на диван и прошел к камину. — Здесь никого нет.
Почему-то это напугало Алиту чуть ли не до обморока. Медленно сняв шубку и сбросив-таки бесполезные сапожки, она опустилась в одно из кресел, чувствуя себя марионеткой в руках кукловода, жестокого и безжалостного. Лефевр швырнул в камин маленький золотистый шарик заклинания, и дрова сразу же обняло веселым пламенем.
— Не бойся, — глухо сказал Лефевр, не глядя в сторону Алиты. — Я подавляю, да?
Она жалко улыбнулась и кивнула. Алите до сих пор казалось, что дуло пистоли упирается в ее затылок, и это было настолько жуткое чувство, что ноги подкашивались.
— Да, — откликнулась Алита. — Подавляешь…
— Прости, — промолвил Лефевр, и в его голосе сквозь застарелую привычку втаптывать ведьм в грязь мелькнуло что-то человечное. — Ты сильно изменилась, Алита.
— Ты тоже, — негромко произнесла Алита, искренне надеясь, что инквизитор не расслышал ее. Но он все-таки уловил эти слова, усмехнулся.
— Да, наверно. Когда твой муж придет меня убивать за твой арест?
Алита не сразу сообразила, о чем он говорит. Потом в памяти мелькнуло имя седьмого принца и растаяло.
— Рекиген на севере, — ответила она. — Официальный визит в Полярный округ.
Лефевр понимающе кивнул. Отблески огня на лице придавали ему какой-то жуткий, фанатичный вид.
— Как ты? — спросил он, стараясь говорить мягко и сердечно. Алита поежилась: в доме было тепло, но ее снова стало знобить.
— Живу потихоньку, Огюст-Эжен, — откликнулась она. — Знаешь, ты тогда был прав. У Рекигена много хитрых планов. Ты был прав, а я тебя не слушала.
Он усмехнулся и отправил в огонь еще один шарик. Когда веселые алые языки пламени заскакали по поленьям, Лефевр отошел от камина и сел в кресло напротив Алиты. На какое-то мгновение ее накрыло соленой волной понимания: несмотря на все свое могущество он одинок и очень несчастен — и в этом есть и ее вина тоже.
— Ты не одна, — глухо сказал Лефевр. — Что бы он ни планировал, я тебе помогу.
— Правда? — с надеждой спросила Алита. Ее постепенно стало отпускать: пусть воля инквизитора по-прежнему душила ведьму, но этот напор постепенно становился меньше и слабее.