Девушка индиго

– С Беном, маменька.

– Да, уж отец-то тебя вразумит.

– В том, чтобы проводить время с лучшим другом нет ничего предосудительного, – ровно произнесла я, но ее признание в том, что она опять намерена пожаловаться отцу, меня разозлило.

– Это ты так думаешь, – раздраженно фыркнула она. – Я твоя мать, Элиза, и я хорошо тебя знаю. Ты до того любишь все живое – людей, растения, всякую Божью тварь, – что, я боюсь, не сумеешь распознать границу, прежде чем ее перейти. Сколько таких границ ты уже перешла? А я ведь вижу, как он на тебя смотрит.

У меня внутри все похолодело, и я порывисто повернулась к матери, сделав вид, будто возмущена ее инсинуациями. Но по правде говоря, я была потрясена ее метким замечанием.

– О, я вас умоляю! – Мне с трудом удалось это выговорить, потому что в горле встал ком. – Если он мой лучший друг, значит и я для него тоже лучший друг. Не более того. К тому же… – продолжила я, хотя горло у меня сдавило еще сильнее от того, что я собиралась сказать. – К тому же куда больше времени, чем со мной, он проводит с Сарой. Возможно… – Я закашлялась и подошла к камину. Мне долго не хотелось этого замечать, но я должна была признать, что живот Сары заметно округлился. – Возможно, именно там и кроются истинные страсти, на которые вы намекаете.

Маменька скривила губы.

– Ни на что подобное я не намекаю. Я всего лишь хочу сказать, что он смущает умы других негров. Господи боже, ты представляешь, что они себе думают, когда видят, как один из них разгуливает по плантации с хозяйкой и она относится к нему как к равному?

Я не ответила.

– Поскорее бы уже твой отец забрал нас к себе на Антигуа, – вздохнула маменька.

– Вы не хуже меня знаете, что об этом не может быть и речи. Отцу необходимо, чтобы плантации приносили доход – от этого зависит его карьера.

– Вот именно. И если дохода не будет – а я что-то особых успехов не наблюдаю, – нам так или иначе придется вернуться на Антигуа. Так зачем же тратить столько усилий на то, чтобы удержаться на плаву?

– Не удержаться на плаву, а расширить производство и увеличить прибыль. Потихоньку у нас это начинает получаться, хоть и очень медленно.

«Мы всё поставили на одну карту», – мысленно добавила я. Идея поставить на эту карту принадлежала мне и только мне, бремя нашего будущего успеха зижделось на моих хрупких плечах.

Я подошла к столу, перебрала бумаги, нашла ту, что искала, и села рядом с матерью.

– Ради вашего успокоения насчет уроков для негритянских детишек я прочитаю, что в точности говорится в законе.

Поудобнее устроившись на диванчике, я откашлялась и принялась читать вслух текст документа, который тщательно скопировала у Чарльза Пинкни:

– «Отныне постановляется вышеуказанными уполномоченными лицами, что всякий и каждый, чем бы он ни являлся…»

– «Всякий» и «каждый» – это одно и то же, – перебила маменька. – И правильно сказать «кем», если речь идет о людях.

– О людях, – кивнула я с улыбкой и продолжила: – «… Чем бы он ни являлся, кто впредь возьмется учить или подвигнет учиться писать раба, или же поставит раба, обученного писать, выполнять обязанности писца в каком бы то ни было деле, связанном с письмом, за сей поступок будет приговорен к взысканию с него суммы, составляющей сто фунтов». – Я закончила и опустила документ себе на колени.

Маменька молчала.

– Видите? Я не нарушаю закон, поскольку учу детей читать, а не писать. Иначе как они узнают о Господе нашем, ежели не сумеют прочесть Библию? – На последних словах я взяла ее за руку.

– Ты очень, очень умная девочка, Элиза. Тебе надо было родиться мальчиком. – Мать сокрушенно покачала головой – так, будто она не справилась с чрезвычайно простой задачей.

Порой я понимала ее чувства, а порой готова была наброситься на нее с упреками. Иногда мне казалось, что я родилась девочкой, а не мальчиком по какой-то глупой случайности, но чаще я недоумевала, почему в моей жизни из-за этого все должно быть по-другому – какая разница, мальчик я или девочка? Но разница была.

– Просто чтобы вы знали, маменька: я не нарушаю вышеупомянутый закон, но есть множество других, которые мы уже нарушили, и вам не стоит об этом распространяться, иначе нас разорят штрафами. К примеру, рабам не дозволяется выращивать что-либо на земле для личных нужд…

– Какая нелепость!

Я усмехнулась в ответ на маменькин возглас и продолжила:

– Не дозволяется собираться группами по какому-либо поводу…

– Даже для похода в церковь?

– Да.

– Но мне и в голову не приходило…

– Не дозволяется играть на музыкальных инструментах и носить хорошую одежду, – докончила я и подумала о кафтане, который был на Бене в день приезда. Сейчас он, конечно, одевался более подходящим образом для работ в поле.

– Ты хочешь сказать, что все это противозаконно?

– Да, противозаконно.

– И на нас еще никто не донес?

Я вздохнула и пожала плечами:

– Могу лишь предположить, что наши соседи, как и мы, находят эти законы нелепыми. Не знаю, каковы на сей счет настроения в городе, но Чарльз Пинкни со мной согласен.