Девушка из Германии

– Это американская музыка, Лео! – воскликнула я, тряхнув его за плечи, чтобы он перестал грустить. Возможно, он испытывал ностальгию по всему тому, что мы оставили. Или, быть может, он скучал по матери. – Они приветствуют нас, Лео! Америка принимает нас с распростертыми объятиями!

Я услышала тромбоны, затем вступление струнных. Поднявшись, я начала напевать мелодию.

– Давай напишем слова к этой музыке, – предложила я, но Лео ничего не ответил.

Серенада в серебристом лунном свете, которая там, на палубе, звучала только для нас двоих. Давай придумаем слова. Я начала кружиться с закрытыми глазами, позволяя себе увлечься звуками, которые неслись над океаном.

Лео взял меня за руку. Я открыла глаза и увидела, что он улыбается и медленно кружится вместе со мной. Наши движения повторяли покачивания корабля. Я снова дала себе волю, и ветерок взъерошил мне волосы. Ну и что с того? Мы танцевали. Я слушала ритм. Я не знала, кто из нас вел. Мелодия вот-вот должна была закончиться. Ноты удлинялись. Да, это был конец.

Теперь мы слышали только гудок, говорящий нам, что пришло время идти ужинать.

Май 1939 года

«Газета де ла Куба»

Пятница, 19 мая

Прошлая ночь выдалась трудной. Мы едва не потеряли маму. Я понимала, что должна быть готова к этому. Я могла потерять мать в любой момент и стать сиротой внезапно, еще до того, как мне исполнится двенадцать. Но такого не могло быть. Мама не могла поступить так со мной, тем более в день моего рождения, потому что тогда во все последующие праздники я бы вспоминала ее и меня охватывала бы печаль.

Папа допоздна засиживался с капитаном в его каюте, и эти таинственные встречи беспокоили маму. Отец всегда возвращался сгорбленным, с поникшими плечами: мужчину, который когда-то был самым элегантным в Берлине, сейчас кренило к земле, как изможденного горбуна.

Маме было плохо всю ночь. Мне пришлось оставить ее одну в ванной, я не могла вынести ее вида: казалось, она разваливается на куски.

– Ничего страшного. Иди спать. Утром я все объясню.

Очевидно, она знала что-то, о чем не решалась мне сказать. Что мы потеряли все наши деньги? Что огры готовятся к вторжению в Америку и скоро пересекут Атлантику? Что у нас не осталось никакого выхода и они будут поджидать нас в порту Гаваны?

Даже через закрытую дверь я слышала, как ее рвало. Согнувшаяся над унитазом и сотрясаемая внезапными приступами тошноты, она выглядела такой хрупкой, что испугала меня.

Невыносимая вонь проникала из туалета в ее каюту, а затем и в мою. Я накрыла голову подушкой, чтобы закрыться от звуков рвоты и запаха. В конце концов я заснула.

На следующее утро все выглядело так, будто ничего не произошло. Мама была бледной и, возможно, с более тщательным макияжем, чем обычно. Она вымыла волосы и надушилась тонкими, незнакомыми мне духами. Этот новый аромат, смешанный с запахом морской соли, озадачил меня так же сильно, как и ее чудесное выздоровление. Мама поняла это и попросила меня и папу сесть рядом с ней. Ни духи, ни запах ее мыла, ни средство для волос не могли стереть ночной запах зловония из моей памяти.

– У меня есть для тебя новость, – сказала она приглушенным голосом.

Это была хорошая новость. Обязательно должна быть хорошая. И в этот момент я вспомнила, что перед тем, как мы поднялись на борт, она обещала мне сюрприз. Встреча с Лео заставила меня забыть о мамином обещании что-то мне рассказать.

Она посмотрела на папу, а затем перевела взгляд на меня. Просто расскажи нам свою новость, мама!

– Я ждала до сегодняшнего дня, потому что хотела быть совершенно уверена.

Мама снова сделала паузу. Затем посмотрела на нас с озорным блеском в глазах, будто приглашая нас отгадать загадку.

– Ханна, – сказала мама, глядя на меня и не замечая папу, – ты больше не будешь единственным ребенком!

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она пытается мне сказать.

Мама в положении! Вот почему ей было так плохо! Она не беспокоилась из-за встреч папы с капитаном – это были мужские дела. У меня будет братик или сестренка!

– Где родится ребенок? – единственный вопрос, который я придумала задать.

Как глупо с моей стороны. Мне следовало сказать что-то более подходящее для девочки моего возраста. Я должна была проявить эмоции, подскочить к маме и обнять ее. Трубить повсюду: «Я больше не буду одна в семье! Как чудесно!»

Закономерность, по которой в семье Штраус всегда было не больше одного ребенка, нарушилась.

Новый Розенталь присоединился к сообществу нечистых. Папа наклонился, чтобы нежно поцеловать маму, но также без выражения эмоций.

– Мы еще не знаем, на сколько останемся в Гаване. Ребенок родится в конце осени.

Мама была счастлива, что ребенок не родится немцем. Она собиралась избавиться от этого рокового груза, который ее семья несла из поколения в поколение и который теперь исчез, как по волшебству.