Девушка из кошмаров (ЛП)

«Это невозможно», думаю я, пока он, заляпанный кровью Анны, стекающей с его пальцев, спокойно приближается ко мне. Ради нее, ради отца я хочу убить его больше всего на свете, но мне кажется это невозможным. Он подходит еще ближе. Настолько, что я ощущаю запах дыма.

Джестин поднимается с земли, заходит ему за спину и со словами «Отделаемся же от него!» бьет рукой по его затылку. Он падает вперед, успев при этом словить ее за руку и с силой швырнуть о скалу. Я выкрикиваю ее имя, но звук ее ломающихся костей намного громче, чем мой голос.

Я стремглав бросаюсь вперед и вытаскиваю ее из-под его руки. На зубах выступает кровь, а затем ручейками стекает с уголков губ. Ее ноги буксируют, отскакивая от земли словно ластик.

— Вот и все, — кряхтит она, — Вот и все!

Она поднимает голову, и мы вместе оглядываемся на Чародея. Какое бы заклятье она ни применила, он до сих пор находится в согнутом положении. Но вот что интересно: со всех сторон его обступили тени. Эффект от этого такой, словно наблюдаешь, как он слишком быстро двигается, чтобы заметить это. Иногда взгляд выхватывает из толпы теней дополнительные видимые руки или голову, которые не его. Думаю, передо мной стоят двенадцать пеших туристов, все еще одетых в белые футболки и кожаные куртки. Затем они исчезают. Так вот в чем дело. Он разъединяет с ними связь.

— Что ты сделала? — я перевожу взгляд на Джестин.

Пот бисером стекает с ее лба, а кожа приобретает голубоватый оттенок. Анне удалось самостоятельно подняться на ноги, а затем присесть рядом с нами.

— Я прокляла его, — выговаривает Джестин, забрызгивая кровью свой подбородок. — Сейчас мы пока вывели его из строя. Думала, меня хватит на большее, но… — она кашляет, — с меня хватит. Я умираю, но не хочу умирать в этом месте.

В голосе слышится так много удивления. Я хочу кое-что сделать для нее: то ли удержать в ней жизнь, то ли остановить кровотечение, но ничего из этого мне не под силу. Ее живот выглядит так, словно по нему проехались кувалдой.

— Возвращайся! — заявляю я, на что она кивает.

Она крутит плечом, и, когда опускает взгляд на землю, я понимаю, что она видит не камень, а Колина Берка. Только раз она, улыбаясь, смотрит на Анну, тело которой пересекают черные прожилки, затем взгляд падает на меня еще раз, и подмигивает мне. Хмурит лицо, и ее глаза закрываются. Такое чувство, словно она падает, а затем исчезает, как будто никогда и не было её здесь.

Позади нас Чародей все еще корчится и прижимает руки к голове, пытаясь не распасться на части. Я смотрю на сломанную руку Анны, ее порезы, через которые сочится кровь и капает на платье.

— Не поранься больше, — прошу ее я.

— Позже это не будет иметь значения, — произносит она, оставаясь все еще на коленях, пока я отворачиваюсь.

Атаме комфортно устроился в руке. Я ничего больше не жду и не знаю, что будет дальше. Я уверен лишь в одном: я собираюсь прирезать его и разоблачить.

Я приближаюсь к нему, и мои ноздри заполняются этим тошнотворно-кислым запахом затхлой мертвечины. На языке так и вертится какое-то галимое саркастическое замечание, но я воздерживаюсь. Вместо этого я бью ногой ему в живот, от силы удара которого его настолько отшвыривает назад, что это дает мне возможность засадить атаме ему глубоко в грудь.

В ответ он ничего не предпринимает, а лишь кричит, но он и до этого кричал. Я вытаскиваю нож, и, когда еще раз наношу ему удар, его пальцы смыкаются на моем запястье и сильно сдавливают. Пока он поднимает меня на ноги, под натиском мои кости начинают трещать. Тем временем в воздухе тени духов продолжают то появляться, то исчезать. Я присматриваюсь, стараясь среди них разглядеть лицо отца. Когда зубы Чародея погружаются в мышцу, мне становится не до наблюдения по сторонам. Я сгибаю руку и инстинктивно прижимаю ее к себе, но это то же самое, как если противопоставить крылья бабочки бульдозеру. Он дергает головой и вырывает на плече кусок мяса, с которым отходит в сторону.

Я в панике. За считанные минуты все мои конечности немеют, и я отчаянно хватаюсь за атаме здоровой рукой и описываю в воздухе дугу. Я хочу, чтобы он отцепился от меня и не желаю наблюдать, как он поедает куски моей плоти.

Из-за одного из его порезов отрывается рука. Не его, а чья-то, одного из взятых в плен призраков, но кричит-то сейчас сам Чародей, пока тело скручивается и распадается на части, а через дыру в груди проскальзывают и выныривают наружу тени. Мы типа откалываемся друг от друга, и я гляжу на знакомое лицо тени Уилла Розенберга, пока оно устремляется ввысь. За какой-то один безумный миг он смотрит в мою сторону. Интересно, что он видит сейчас и понимает ли, кто перед ним? Он открывает рот, но я больше никогда не узнаю, хотел ли он что-то сказать. Его тень мерцает, а затем затухает, исчезая бесследно. Она отправляется туда, куда ей и место, прежде чем Чародей успевает впиться в нее своими пальцами.

— Я знал это, подонок, — выпаливаю я нечто бессмысленное вроде этого.