Когда я запирала дачу Бьюрмана, что возле Сталлархольма, на мотоциклах подъехали Карл Магнус Лундин и Сонни Ниеминен. Поскольку они какое-то время безуспешно разыскивали меня по заданию Залаченко/Нидермана, они очень удивились, застав меня на даче. Магге Лундин слез с мотоцикла, заявив: «Мне кажется, эту шлюху надо отодрать». Они с Ниеминеном вели себя настолько агрессивно, что мне пришлось применить приемы необходимой обороны. Я уехала оттуда на мотоцикле Лундина, который потом оставила возле торгового центра в Эльвшё.
Лисбет перечитала абзац и осталась вполне довольна написанным. Незачем вдаваться в подробности и рассказывать о том, что Магге Лундин обозвал ее шлюхой, а она в ответ схватила пистолет Сонни Ниеминена и в отместку прострелила байкеру ногу. Полиция, вероятно, могла это вычислить, но доказывать, что именно так все и было, – это их забота. Лисбет не намеревалась облегчать им работу, признаваясь в чем-то, что могло закончиться тюремным заключением за нанесение тяжкого вреда здоровью и все такое прочее.
Текста уже набралось на тридцать три страницы, и Лисбет уже приближалась к финалу. Она не слишком обременяла себя изложением деталей и нюансов, а кое-где даже откровенно их замалчивала, и лишь изредка упоминала о них уже на следующих этапах развития сюжета.
Немного подумав, Лисбет прокрутила текст назад и перечитала абзац, повествующий о грубом, садистском изнасиловании, которому ее подверг адвокат Нильс Бьюрман. Этому эпизоду она уделила больше всего времени; кстати, он относился к тем немногим фрагментам, который Лисбет неоднократно переделывала, пока конечный результат наконец ее не удовлетворил. Сам акт она описала в девятнадцать строчек. В них Саландер деловито излагала, как он ее ударил, бросил животом на кровать, заклеил скотчем рот и надел на нее наручники. Далее она сообщала, что за ночь он позволил себе по отношению к ней неоднократные насильственные действия сексуального характера, включавшие как анальные, так и оральные вторжения. Затем описывала, как, насилуя ее, он обмотал ей вокруг шеи предмет одежды – ее собственную футболку – и душил так долго, что она на время потеряла сознание. Далее следовало еще несколько строчек текста, в которых Лисбет перечисляла орудия, использовавшиеся во время изнасилования: короткий хлыст, анальную затычку, грубый искусственный пенис и зажимы, которые он закреплял на ее сосках.
Лисбет наморщила лоб, изучая текст. В конце концов она взяла стилус и отстучала еще несколько строчек.
В какой-то момент, пока я по-прежнему лежала с заклеенным ртом, Бьюрман обратил внимание на тот факт, что я увлекаюсь татуировками и пирсингом; особенно он сосредоточился на кольце в левом соске. Он спросил, нравится ли мне пирсинг, а потом вышел из комнаты и очень скоро вернулся с булавкой, которой проткнул мне правый сосок.
Перечитав новый текст, она кивнула в знак одобрения. Бюрократический тон придавал тексту такой сюрреалистический стиль, что он казался от начала и до конца плодом мрачной фантазии.
История звучала на сто процентов неправдоподобно.
Этого-то и добивалась Саландер.
Тут Лисбет услышала бряцание связки ключей. Она немедленно выключила компьютер и поместила его в нишу за прикроватной тумбочкой. Вошла Анника Джаннини, и Лисбет нахмурила брови. Уже начало десятого вечера, и обычно Джаннини так поздно не появлялась.
– Привет, Лисбет!
– Привет!
– Как ты себя чувствуешь?
– Я еще не готова.
Анника вздохнула.
– Лисбет… Суд назначили на тринадцатое июля.
– Нормально.
– Нет, это ненормально. Время уходит, а ты по-прежнему мне не доверяешь. Я начинаю бояться, что совершила колоссальную ошибку, согласившись быть твоим адвокатом. Чтобы у нас появился хотя бы малейший шанс, ты должна мне доверять. Мы должны понимать и доверять друг другу.
Лисбет посмотрела на Аннику Джаннини долгим изучающим взглядом. Под конец откинулась на подушку и уставилась в потолок.
– Я знаю, что нам надо делать, – сказала она. – Я изучила план Микаэля, и он прав.
– Я в этом не уверена, – ответила Анника.
– А я уверена.
– Полиция снова намерена тебя допросить – это некий Ханс Фасте из Стокгольма.
– Пусть допрашивает. Я не скажу ему ни слова.
– Тебе придется давать объяснения.