Девушка, которая взрывала воздушные замки

Эрика выдвинула ящик стоящего в холле комода, где у нее хранились шарфы, перчатки и шапочки, нашла какой-то шарф, быстро обмотала им ногу и крепко завязала. Шарфа не хватило, и она подкрепила его еще одной импровизированной повязкой. Кровотечение удалось немного приостановить.

Еще не опомнившись от шока, Эрика начала рассматривать осколок стекла. Откуда он здесь взялся? Потом она обнаружила, что на полу холла есть еще осколки.

Черт возьми, что здесь стряслось?

Она встала, бросила взгляд в гостиную и увидела, что большое панорамное окно с видом на озеро Сальтшён разбито, а весь пол усыпан мелкими осколками.

Эрика отступила к входной двери и надела туфли, которые сбросила, придя домой. Вернее, она надела одну туфлю, а в другую сунула пальцы раненой ноги и, кое-как доковыляв на одной ноге в гостиную, огляделась.

Потом она заметила посреди гостиной кирпич.

Эрика добрела до двери террасы и вышла на задний двор.

На фасаде дома кто-то метровыми буквами спреем вывел слово:

ШЛЮХА

В начале десятого вечера Моника Фигуэрола открыла Микаэлю Блумквисту дверцу машины, а сама обошла вокруг и уселась на водительское сиденье.

– Отвезти вас домой или лучше высадить где-нибудь в другом месте?

Микаэль смотрел куда-то в пространство ничего не видящим взглядом.

– Честно говоря, я даже не понимаю, где нахожусь. Мне еще никогда не приходилось оказывать давление на премьер-министра.

Моника усмехнулась.

– Вы довольно удачно разыграли свои карты, – сказала она. – Я и не подозревала, что у вас такой талант картежника.

– Я взвешивал каждое свое слово.

– Да, но вы притворялись, будто знаете несколько больше, чем оно есть на самом деле. Я поняла это, когда сообразила, как вы меня вычислили.

Микаэль повернулся и взглянул на ее профиль.

– Вы записали номер моей машины, когда я сидела на пригорке возле вашего дома.

Он кивнул.

– Вы разыграли все так, будто знаете, что обсуждается в канцелярии премьер-министра.

– Почему же вы ничего не сказали?

Фигуэрола бегло взглянула на него и повернула на улицу Грев Турегатан.

– Правила игры. Я не должна была там стоять. Но мне больше негде было припарковаться. А вы держите ситуацию под жестким контролем, не так ли?

– Вы сидели, разложив на переднем сиденье карту, и говорили по телефону. Я запомнил номер машины и потом машинально проверил. Я проверяю все машины, на которые реагирую. Чаще всего все оказывается ложной тревогой. В вашем же случае я обнаружил, что вы работаете в СЭПО.

– Я следила за Мортенссоном. А потом обнаружила, что вы следите за ним благодаря Сусанн Линдер из «Милтон секьюрити».

– Арманский поручил ей документировать все, что происходит вокруг моей квартиры.

– Поскольку она исчезла в вашем подъезде, Арманский, вероятно, установил в квартире какой-то вариант скрытого наблюдения.

– Верно. У нас есть прекрасная видеозапись того, как они проникают в квартиру и роются в моих бумагах. У Мортенссона был с собой портативный фотокопировальный аппарат. Вы вычислили его сообщника?

– Он в данном случае никакого интереса не представляет. Слесарь по замкам, с криминальным прошлым, которому, вероятно, платят за вскрытие вашей двери.

– Имя?

– Анонимность источника гарантируется?

– Разумеется.

– Ларс Фаульссон, сорок семь лет. Кличка – Фалун. В восьмидесятых годах был осужден за взлом сейфа и разные другие делишки. Держит магазинчик на площади Норртулль.

– Спасибо.

– Давайте прибережем наши тайны до завтрашнего совещания.

На прощание они договорились, что Блумквист на следующий день посетит Отдел защиты конституции, чтобы они уже могли начать обмениваться сведениями. Они как раз проезжали площадь Сергельторгет, когда Микаэль вдруг произнес:

– Знаете что? Я смертельно голоден. Я обедал около двух часов дня и, когда вы меня забрали, шел домой, собираясь приготовить макароны. А вы ели?

– Кажется, да, но уже давно.

– А давайте поедем в какое-нибудь заведение с приличной едой.

– В принципе всю еду можно считать приличной.

Он покосился на нее.

– Я думал, вы фанатик здоровой пищи.

– Нет, я фанатик спорта. Если тренируешься, можно есть все, что угодно. В разумных пределах, разумеется.

Моника затормозила на виадуке и по дороге обдумывала варианты. Вместо того чтобы свернуть в сторону Сёдера, она поехала прямо на остров Кунгсхольмен.

– Я плохо разбираюсь в заведениях в вашем районе, но знаю отличный боснийский ресторанчик на площади Фридхемсплан. Они пекут очень вкусные буреки[67].

– Звучит обнадеживающе, – сказал Микаэль Блумквист.

Букву за буквой, Лисбет Саландер набирала на компьютере свою исповедь. В среднем она уделяла этому занятию по пять часов в сутки. Она тщательно обдумывала формулировки и внимательно следила за тем, чтобы опустить те детали и подробности, которые могли быть обращены против нее.

Тот факт, что она находилась взаперти, оказался даже очень кстати. Она пребывала в палате в одиночестве и могла работать в любое время. Правда, когда звякали связки ключей или приближался звук отпираемого замка, ей приходилось немедленно прятать компьютер.