– Господин Ханссон! Среди всех полученных вами данных найдется ли хотя бы один факт, опираясь на который вы могли бы уличить Лисбет Саландер во лжи относительно цели ее поездки в Госсебергу? Есть ли у вас доказательства, что она отправилась туда с целью убить отца?
Мелкер Ханссон ненадолго задумался.
– Нет, – ответил он под конец.
– Следовательно, вы не можете ничего сказать по поводу ее умысла?
– Не могу.
– Значит, вывод прокурора Экстрёма, пусть красноречивый и многословный, является лишь предположением?
– Думаю, да.
– Лисбет Саландер заявила, что привезла с собой польский пистолет «Р‑83 ванад» чисто случайно, поскольку просто не знала, как ей поступить с оружием, отобранным накануне в Сталлархольме у Сонни Ниеминена, и держала его в сумке. Имеется ли среди технических доказательств какой-либо факт, опровергающий это заявление?
– Нет.
– Спасибо, – сказала Анника Джаннини и села.
За целый час, пока допрашивали Ханссона, она не произнесла больше ни слова.
Биргер Ваденшё покинул квартиру «Секции» на Артиллеригатан в четверг, около шести часов вечера. Он чувствовал, что над ним сгущаются грозовые тучи и полный крах не заставит себя долго ждать. Ваденшё уже несколько недель не мог избавиться от ощущения, что должность директора, то есть руководителя «Секции спецанализов», он занимает лишь формально, но на самом деле никто не принимает во внимание его точку зрения, взгляды, протесты и просьбы. Решения принимает исключительно Фредрик Клинтон. Если бы «Секция» представляла собой открытую общественную структуру, он обратился бы к вышестоящему начальнику и сформулировал бы свои протесты.
Но в той ситуации, которая сложилась сейчас, жаловаться было некому. Ваденшё оказался в одиночестве; его отдали на милость и немилость человека, которого он считал душевно больным. Но что еще хуже, Клинтон пользовался абсолютным авторитетом. И начинающие придурки вроде Юнаса Сандберга, и преданные лакеи вроде Георга Нюстрёма – все, казалось, дружно вытянулись в струнку и беспрекословно подчиняются любому капризу слову этого смертельно больного психа.
Ваденшё признавал, что Клинтон скромен и бескорыстен, что он служит не ради собственной выгоды, а во благо «Секции», каким оно ему представляется. Но он не мог избавиться от ощущения, что вся структура находится под влиянием массового гипноза, что даже продвинутые сотрудники отказываются понимать, что каждый их шаг, каждое решение, принятое и воплощенное в жизнь, только приближают их к головокружительному падению, к преисподней.
По дороге к Линнегатан, где ему удалось найти место для парковки, Ваденшё почувствовал тяжесть в груди. Он отключил сигнализацию, вытащил ключи и уже собирался открыть дверцу машины, когда услышал, что позади него кто-то шевельнулся. Он обернулся. Свет слегка ослепил его. Несколько секунд он вглядывался в стоявшего на тротуаре рослого мужчину, прежде чем узнал его.
– Добрый вечер, господин Ваденшё, – поздоровался Торстен Эдклинт, начальник Отдела защиты конституции. – Давненько не выходил я на дежурство, но сегодня мое присутствие здесь показалось мне вполне уместным.
Ваденшё озадаченно смотрел на стоявших по обеим сторонам Эдклинта полицейских в штатском. Это были Ян Бублански и Маркус Эрландер.
Вдруг до него дошло, что сейчас произойдет.
– На меня возложена печальная миссия сообщить вам, что генеральный прокурор решил арестовать вас за целый ряд преступлений. Чтобы составить их исчерпывающий перечень, наверняка потребуется не одна неделя.
– А что тут вообще происходит? – спросил Ваденшё взволнованно.
– Происходит то, что мы, имея на то вполне веские основания, задерживаем вас по подозрению в причастности к убийствам. Вы также подозреваетесь в шантаже, коррупции, незаконном прослушивании телефонов, в неоднократной грубой подделке документов, в растратах с отягчающими обстоятельствами, в соучастии в проникновение в чужое жилище, в превышении должностных полномочий, в шпионаже и ряде других подобных деяний. Сейчас мы с вами поедем в полицейское управление, в Кунгсхольмен, где нам никто не помешает, и серьезно побеседуем.
– Никаких убийств я не совершал, – задыхаясь, выговорил Ваденшё.
– Следствие разберется.
– Это Клинтон. Это он ворочает всеми делами, – сказал Ваденшё.
Торстен Эдклинт удовлетворенно кивнул.
Каждый полицейский хорошо знает, что классический допрос подозреваемого может вестись дознавателями в двух ипостясях – злой полицейский и добрый полицейский. Злой полицейский угрожает, ругается, бьет кулаком по столу и всяческими грубостями пытается запугать арестованного, и таким путем добиться от раскаяния и признания. Добрый полицейский – чаще всего седоватый дядюшка – угощает сигаретами и кофе, ласково кивает и пытается действовать методом убеждения.