– Как бы вы оценили достоверность изложенного?
– Ни о какой достоверности не может быть и речи. Там содержится масса сведений, связанных с разными людьми, и одна история нелепее другой. В целом ее писательский опус только усугубляет подозрения в том, что она страдает параноидальной шизофренией.
– Вы можете привести какой-нибудь конкретный пример?
– Самый вопиющий пример – описания актов насилия. Она настаивает на том, что ее опекун адвокат Бьюрман позволял себе насильственные действия по отношению к ней.
– Не могли бы вы выразиться поконкретнее?
– Все сцены чрезмерно сосредоточены на деталях. Это классический образец гротескных фантазий, свойственных детям. Существует множество аналогичных случаев из широко известных дел об инцестах, когда дети описывали события, опирающиеся на собственный вымысел, при полном отсутствии технических доказательств. Даже очень маленькие дети способны предаваться эротическим фантазиям… Они делятся ими так, словно пересказывают фильм ужасов, который видели по телевидению.
– Но ведь Лисбет Саландер не ребенок, а взрослая женщина, – возразил Экстрём.
– Да, и остается только установить, на каком именно уровне умственного развития она находится. Но по сути вы правы. Она взрослая и, вероятно, верит в то описание, которое представила.
– Вы полагаете, что все это ложь?
– Нет; если она верит в то, что она говорит, это не ложь. Вот еще одно доказательство того, что Лисбет Саландер не в силах отличить ложь от правды и фантазию от реальности.
– Значит, адвокат Бьюрман не совершал по отношению к ней никаких насильственных действий?
– Конечно, не совершал. Правдоподобность такого утверждения равна нулю. Ей требуется квалифицированная медицинская помощь.
– Вы ведь и сами фигурируете в рассказе Лисбет Саландер…
– Да, это несколько пикантно. Но здесь мы снова наблюдаем, как она дает волю своей фантазии. Если верить этой несчастной девушке, то я чуть ли не педофил…
Он улыбнулся и продолжил:
– Мое присутствие в мемуарах Лисбет Саландер – лишь еще одно доказательство того, что я прав, повторяя одно и то же. Из биографии Саландер мы узнаем, что в клинике Святого Стефана над нею издевались, что бо́льшую часть времени ее держали привязанной к кровати ремнями и что я навещал ее в палате по ночам. Это классический пример проявления ее неспособности истолковывать действительность или, вернее, того, как она истолковывает действительность.
– Спасибо. Я передаю слово защите, если у фру Джаннини имеются какие-либо вопросы.
Поскольку в первые два дня судебного процесса Анника Джаннини почти не задавала вопросов и не высказывала возражений, все ожидали, что она вновь ограничится несколькими обязательными вопросами и затем прекратит допрос.
«Защита ведет себя на редкость пассивно», – подумал Экстрём.
– Да. Имеются, – заявила Джаннини. – У меня действительно есть ряд вопросов, и боюсь, что дело может несколько затянуться. Сейчас уже половина двенадцатого. Я предлагаю сделать перерыв на ланч, чтобы потом я смогла допрашивать свидетеля, не прерываясь.
Судья Иверсен решил удовлетворить ее просьбу.
Ровно в 12.00 перед рестораном «Мастер Андерс» на Хантверкаргатан Курт Свенссон, которого сопровождали двое полицейских в форме, опустил свою могучую руку на плечо комиссара Георга Нюстрёма. Тот с изумлением взглянул на незнакомца, который совал ему под нос удостоверение.
– Добрый день. Вы арестованы по подозрению в причастности к убийствам и попыткам убийства. Пункты обвинения будут вам зачитаны генеральным прокурором во время оглашения постановления о взятии под стражу сегодня во второй половине дня. Предлагаю вам пройти с нами добровольно, – сказал Курт Свенссон.
Георг Нюстрём, казалось, не понимал языка, на котором к нему обратились, но решил, что Курт Свенссон явно относится к тем людям, за кем лучше последовать без лишних расспросов и протестов.
Инспектор уголовной полиции Ян Бублански прибыл в сопровождении Сони Мудиг и семи полицейских в форме. Ровно в 12.00 сотрудник Отдела защиты конституции Стефан Блад впустил их в закрытый отсек в здание Службы государственной безопасности на Кунгсхольмене. Они прошли по коридорам и остановились около указанного Стефаном кабинета. Секретарь шефа канцелярии растерялся, когда Бублански предъявил ему свое полицейское удостоверение.
Инспектор решительно проследовал к внутренней двери, вошел и заставил шефа канцелярии Альберта Шенке прервать телефонный разговор на полуслове.
– А что случилось? – поинтересовался Шенке.
– Я инспектор уголовной полиции Ян Бублански. Вы арестованы за преступления против шведской конституции. Во второй половине дня вам представят внушительный перечень отдельных пунктов обвинения.
– Это неслыханно, – сказал Шенке.
– Я тоже так думаю, – согласился Бублански.