Большинству полицейских – хотя и не всем – известно также, что методика допроса доброго полицейского приводит к значительно более ощутимым результатам. Бывалый преступник держится нагло, и злой полицейский ему нипочем. А начинающий преступник-любитель еще настолько не уверен в себе, что злой полицейский добьется от него всего чего угодно, независимо от техники ведения допроса.
Микаэль Блумквист слушал, как в соседней комнате допрашивают Биргера Ваденшё. Далеко не все поначалу согласились с фактом его присутствия, но потом Эдклинт решил, что, вероятно, сможет извлечь из наблюдений Микаэля кое-какую пользу.
Блумквист констатировал, что Торстен Эдклинт использовал третий вариант ведения допроса – незаинтересованный полицейский, что в данном случае, похоже, годилось более всего. Эдклинт зашел в комнату для допросов, разлил кофе в фаянсовые кружки, включил магнитофон и откинулся на спинку кресла.
– Дело в том, что у нас уже имеется против вас вся техническая база доказательств. Ваши показания интересуют нас лишь потому, что вы сможете подтвердить то, что нам и так уже известно. Но нам, пожалуй, нам было бы любопытно получить ответ на вопрос: ради чего? Почему? Как вы дошли до такого беспредела, что рискнули ликвидировать людей в Швеции так, будто мы находимся в Чили во времена диктатуры Пиночета? Магнитофон включен. Если вы хотите что-нибудь сказать, то сейчас самое время. Если вы отказываетесь говорить, то я выключу магнитофон, а потом мы снимем с вас галстук, выдернем из ботинок шнурки и заключим вас в следственный изолятор. Где вы будете дожидаться адвоката, суда и приговора.
Затем Эдклинт сделал глоток кофе и замолчал. Увидев, что подозреваемый предпочел позицию глухой обороны, через пару минут он протянул руку и выключил магнитофон. Потом встал.
– Я прослежу за тем, чтобы через пару-тройку минут вас увели. Желаю вам удачного вечера.
– Я никого не убивал, – сказал Ваденшё, когда Эдклинт уже открыл дверь.
Тот остановился на пороге.
– Я не намерен вести с вами какие-либо абстрактные и философские беседы. Если вы намерены дать показания, я сяду и включу магнитофон. Все властные структуры Швеции – и особенно премьер-министр – с нетерпением ждут ваших объяснений. Если вы будете говорить, я смогу уже сегодня вечером поехать к премьер-министру и изложить ему вашу версию развития событий. Если же вы откажетесь говорить, то все равно предстанете перед судом.
– Давайте присядем, – сказал Ваденшё.
Все поняли, что он наконец-то созрел и готов давать показания. Микаэль выдохнул. Вместе с ним здесь находились Моника Фигуэрола, прокурор Рагнхильд Густавссон, незнакомый сотрудник СЭПО по имени Стефан и еще двое анонимов. Микаэль подозревал, что один из них – представитель министра юстиции.
– Я не имею никакого отношения к убийству, – повторил Ваденшё, когда Эдклинт снова включил магнитофон.
– К убийствам, – уточнил Микаэль Блумквист, обращаясь к Монике. – Их несколько.
– Вот именно, – откликнулась она.
– Все это затеяли Клинтон с Гульбергом. Я не имел ни малейшего представления об их намерениях. Клянусь. Я был просто в шоке, узнав о том, что Гульберг застрелил Залаченко. Я просто не мог в это поверить… А услыхав про Бьёрка, чуть не получил инфаркт.
– Расскажите об убийстве Бьёрка, – предложил Эдклинт, не меняя тона. – Как все это происходило?
– Клинтон кого-то нанял. Подробностей мне никто не докладывал, но его убили два югослава. Сербы, если я не ошибаюсь. Задание им давал и расплачивался с ними Георг Нюстрём. Как только я обо всем узнал, я понял, что все кончится катастрофой.
– Давайте начнем сначала, – предложил Эдклинт. – Когда вы приступили к работе в «Секции»?
Когда Ваденшё начал рассказывать, остановить его было уже невозможно. Допрос продолжался почти пять часов.
Глава 26
Доктора Петера Телеборьяна вызвали в качестве свидетеля в пятницу утром. Его показания, безусловно, внушали доверие. Прокурор Экстрём допрашивал его почти девяносто минут, и Телеборьян отвечал на все вопросы спокойно, с достоинством и со знанием дела. Выражение его лица казалось то озабоченным, то уверенным.
– Давайте подведем итоги… – предложил Экстрём, перелистывая свои записи. – Вы, как психиатр с многолетним опытом, считаете, что Лисбет Саландер страдает параноидальной шизофренией?
– Я постоянно подчеркиваю, что дать точную оценку ее состояния крайне сложно. Пациентка, как известно, ведет себя как аутист – по отношению как к врачам, так и к представителям власти. Считаю, что она страдает тяжелым психическим расстройством, но поставить точный диагноз в настоящий момент я бы не рискнул. Без обстоятельного обследования я также не могу определить, в какой стадии психоза она пребывает.
– Но в любом случае вы считаете, что она психически нездорова.
– Вся ее история красноречиво об этом свидетельствует.
– Вы имели возможность ознакомиться с так называемой «автобиографией», которую Лисбет Саландер сочинила и представила суду в качестве объяснений. Как бы вы могли ее прокомментировать?
Петер Телеборьян развел руками и пожал плечами.