Девушка, которая взрывала воздушные замки

В 14.50 Блумквист припарковался в Гётеборге, на маленькой улочке, неподалеку от Авеню. Затем заскочил в первое попавшееся по пути кафе и пообедал. В 16.10 он сел в трамвай, идущий в Ангеред, и доехал до центра. Довольно долго – минут двадцать – искал адрес Идриса Хиди. В конце концов Микаэль явился на встречу примерно с десятиминутным опозданием.

Идрис Хиди хромал. Он открыл дверь, пожал Блумквисту руку и пригласил его в гостиную, обставленную по-спартански. На комоде, возле стола, за который он предложил Микаэлю сесть, стояла дюжина фотографий в рамочках. Журналист начал их изучать.

– Это мои родные, – сказал Идрис Хиди.

Говорил хозяин дома с сильным акцентом, и Микаэль решил про себя, что он провалился бы на языковом тесте, который предлагала проводить Народная партия.

– Это ваши братья?

– Моих двух братьев – они крайние слева – Саддам Хусейн убил в восьмидесятые годы, так же как и отца, он – в центре. Братьев отца тоже убил Саддам – в девяностых. Мама умерла в двухтысячном году. Мои три сестры живы. Они проживают за границей. Две – в Сирии, а младшая сестра – в Мадриде.

Микаэль кивнул.

Идрис Хиди налил ему кофе по-турецки.

– Курдо Бакси передавал вам привет.

Идрис Хиди кивнул.

– Он объяснил вам, что мне надо?

– Курдо сказал только, что вы хотите предложить мне работу, но какую именно, не уточнил. Разрешите мне сразу предупредить, что я не берусь за работу, в которой есть что-либо противозаконное. Я не могу позволить себе оказаться замешанным в чем-то подобном.

– В том, что я хотел бы вам предложить, нет ничего противозаконного, но возможно, моя просьба покажется вам необычной. Сама работа займет примерно пару недель, и задание должно выполняться ежедневно. С другой стороны, оно займет у вас примерно минуту в день. За это я готов платить вам тысячу крон в неделю. Деньги вы получите прямо в руки, они из моего кармана и через налоговые инстанции проводиться не будут.

– Понятно. Что я должен делать?

– Вы ведь работаете уборщиком в Сальгренской больнице?

Идрис Хиди снова кивнул.

– Одно из ваших рабочих заданий заключается в том, чтобы каждый день – или, если я правильно понял, шесть дней в неделю – убирать в коридоре 11-С, расположенном в отделении интенсивной терапии.

Идрис Хиди опять кивнул.

– Вот что я хочу, чтобы вы делали…

Микаэль Блумквист склонился над столом и изложил свою просьбу.

Прокурор Рикард Экстрём задумчиво разглядывал посетителя. Он в третий раз встречался с комиссаром Георгом Нюстрёмом. Морщинистое лицо последнего обрамляли короткие седые волосы. В первый раз тот посетил его сразу после убийства Залаченко и предъявил удостоверение, подтверждавшее, что он работает в ГПУ/Без. Они довольно долго беседовали, и говорили чуть ли не шепотом.

– Для меня важно, чтобы вы поняли – я ни в коем случае не пытаюсь повлиять на то, как вы будете действовать или как вам следует выполнять ваши обязанности, – заявил Нюстрём.

Экстрём кивнул.

– Я подчеркиваю, что вы ни при каких обстоятельствах не должны предавать огласке полученные от меня сведения.

– Понимаю, – ответил Экстрём.

Хотя, честно говоря, он толком ничего не понял, но не хотел в этом признаваться и задавать слишком много вопросов. Выглядеть идиотом ему не хотелось. Экстрём усвоил, что дело Залаченко требует особой деликатности и что визиты Нюстрёма носят неформальный характер, но они санкционированы высокопоставленными лицами из Службы государственной безопасности.

– Речь идет о человеческих жизнях, – уже во время первого визита объяснил Нюстрём. – Все, что касается фактов о деле Залаченко, Служба безопасности засекретила. Я могу лишь подтвердить, что он является перебежчиком, бывшим агентом советской военной разведки и одной из ключевых фигур в агрессивных действиях русских против Западной Европы в семидесятые годы.

– Понимаю… То же самое утверждает и Микаэль Блумквист.

– И в этом Блумквист совершенно прав. Он – журналист, и докопался до одного из самых секретных дел шведской обороны за всю историю.

– Он опубликует эти сведения.

– Разумеется. Он представитель массмедиа – со всеми их преимуществами и недостатками. Мы живем при демократии, и, естественно, не можем оказывать давление на прессу. Недостатком в данном случае является то, что Блумквист знает лишь частицу правды о Залаченко, и многие его сведения – «липа».

– Понятно.

– Блумквист не понимает, что если правда о Залаченко выйдет наружу, русские смогут вычислить многих наших информаторов и источников в России. Это означает, что люди, рискующие жизнью ради демократии, могут быть убиты.

– Но ведь в России теперь демократия? Ведь времена коммунистов канули в прошлое…

– Это иллюзия. Люди, которые занимались шпионажем против России, никогда не будут прощены. В мире не существует такого режима, который с этим смирится, пусть даже за давностью лет. Многие из этих источников по-прежнему активны…