Девушка, переставшая говорить

Гисле непонимающе посмотрел на него.

– Приемный? Нет. Почему вы об этом спрашиваете?

Карстен не ответил, только кивнул Лауритсену, чтобы тот продолжил.

Лауритсен спросил о работе учителем, предмете, преподавании в музыкальной школе, сколько у Квамме учеников, кто из них ходит к нему домой, о хоре, которым тот руководил, и о работе с детьми и подростками. Через некоторое время Гисле немного расслабился и стал хорошо отвечать на вопросы.

В какой-то момент вошел Эвен и шепнул Карстену, что на 21 ноября, в день убийства Сиссель, у Гисле в телефоне не было никаких договоренностей. В ежедневнике Сиссель тоже не было ничего, указывающего на то, что у нее была какая-либо договоренность с Гисле в тот день. Но буква «Г» возникала в записях Сиссель периодически в последний год, в том числе на день раньше, 20 ноября.

Карстен повернулся к Эвену, прикрыл рот рукой и прошептал:

– Приемный?

– Мы не смогли связаться с его родителями. Они живут за границей. Но мы работаем с этим.

– Нашли переписки с Туне по «Скайпу»?

– Да, но ничего кроме того, что было в компьютере Туне, только переписка. Но они же могли общаться и через веб-камеры.

Карстен кивнул Лауритсену, чтобы тот продолжал. Сам он сидел молча и слушал, изучая язык тела и выражение лица Гисле Квамме. Как бы четырнадцатилетняя девочка могла относиться к Гисле? Ему двадцать девять, но выглядит значительно моложе. Красивый, правильные черты лица, густые брови, серо-голубые глаза, светлые волосы средней длины, модная одежда. Крутой тип. Он был известен своей необыкновенной способностью ладить с детьми и подростками, классный и популярный учитель, младше всех остальных учителей в школе. Карстен вспомнил молодого учителя, который был у него самого в школе. Все девочки были по уши в него влюблены.

Двадцать девять лет, примерно совпадает с возрастом брата Сиссель.

Он отбросил эту мысль и сконцентрировался на изучении телодвижений и выражения лица Гисле Квамме. Когда Лауритсен перевел разговор на Сиссель, Гисле стал заметно нервничать.

Он объяснил, что год назад Сиссель прислала ему письмо и спросила, может ли он прийти к ней домой. Она не написала, в чем дело. Он очень удивился, когда оказалось, что она хотела заниматься фортепьяно, и у нее довольно хорошо это получалось.

– Ее отец был еще жив? – вставил вопрос Карстен.

– Нет, это было сразу после его смерти, перед прошлым Рождеством.

Карстен кивнул, чтобы тот продолжал, и Гисле рассказал, что Сиссель не хотела, чтобы кто-нибудь знал об этих занятиях.

– Почему же?

– Никто не должен был знать, что к ней «ходят мужчины», как она написала.

– Не было ли это слегка странным?

– Было…

– У вас были отношения?

– Нет.

Он беспокойно заерзал на стуле.

Карстен пристально посмотрел на него несколько секунд и заметил, как слегка дернулся его локоть. Ему показалось, что Гисле лжет. Может быть, поэтому он нервничает и в этом причина того, что он не сообщил в полицию.

– Какое впечатление о ней у вас сложилось? – спросил Карстен.

– Ну, она казалась мне… как бы сказать… немного странной.

Карстен подумал о показаниях Шпица.

– Вы хотите сказать, что она была немного… приставучей?

– Да, можно и так сказать.

– Как именно?

– Всегда садилась за пианино близко ко мне.

– То есть давала намеки?

– Нет… ну, да… в некотором роде.

– И как вы на это реагировали?

– Мне это было неприятно.

– Но вы все же продолжили обучать ее.

– Да, мне было жаль ее.

– Вы были у нее дома двадцать первого ноября?

– Это когда ее… Вы шутите! Думаете, это я убил ее?

– Что вы делали в тот день? – невозмутимо продолжил Карстен.

– Мне нужно просмотреть в телефоне, я записываю все занятия туда.

– На тот день у вас не было ничего, мы проверили. Вы были у Сиссель? – спросил Лауритсен.

Шея Гисле покрылась красными пятнами.

– Нет, уже прошло несколько недель с тех пор, как я был у нее последний раз. Она сообщила об отказе от занятий, собиралась связаться со мной, но я больше ничего не слышал от нее.

– В это я не верю, – сказал Карстен. – Мы нашли у нее дома довольно свежие отпечатки ваших пальцев.

Гисле уставился в стол.

– А двадцатого ноября в ее записях указана буква «Г».

– Я не помню… я не думаю, что был у нее в тот день.

– Ладно, – спокойно сказал Карстен.

На стол между ними он положил обе руки, несколько секунд рассматривал Гисле и заметил, как страх снова появился на его лице и в теле. Гисле беспокойно ерзал на стуле и быстрыми нервными движениями потирал одну руку другой.

– Вы приемный ребенок? – снова спросил Карстен.

– Нет, я же сказал. Почему вы спрашиваете?

– Вы знали Сиссель до переезда в Лусвику?

– Нет.

Карстен включил чуть раздраженного нетерпеливого полицейского:

– Почему вы так напуганы?

– Напуган? Да я не напуган. Просто мне неприятно быть здесь.

– Почему неприятно?

– Вы как будто думаете, что я… как-то связан с убийством Сиссель.

– А вы связаны?

– Нет, нет! Вы пошли по совершенному ложному следу.

– У нас есть кое-какие улики. Ваши отпечатки нашли дома у Сиссель, и мы…

– Я же сказал, что был там!

– Возможно, скоро найдем еще, – невозмутимо продолжил Карстен. – Анализ крови, ДНК, обыск вашего компьютера… – Он повесил слова в воздухе.