Он улыбнулся, кивнул и поспешил за Мурашовой, насвистывая: «А в солнечной Бразилии, Бразилии моей…»
Еще один фрагмент дополнил гармоничную картину мира. Варю щекотало давно забытое ощущение школьницы, сбежавшей с урока. Сегодня все эти кусочки поразительно точно встают на свои места! Грозной Ларисе Ивановне невдомек, что она сейчас говорила о Варе вчерашней. А Варя сегодняшняя – совсем не тот нормальный человек, с которого надо брать пример. Нет, она действительно чувствует себя цельной, только дорога, выбранная с детства, как раз откололась или отшелушилась прямо на глазах.
Эта часть жизни была необходима, но теперь она прошла.
Варя прекрасно может прожить без всяких музеев! Это только для Ларисы Ивановны они – главное и неизменное, но никак не для нее!
Стоило Варе сказать это самой себе, как ее затопила небывалая свобода, и оставалось только удивляться, что она ведь – свобода – и всегда была рядом. Почему не хватало смелости назвать навязанное главное неглавным? Возможно, нужна была индульгенция для мамы, чтобы не мешала колдовать над цветами, – а потом? Привычка, инерция? Пропустила тот момент, когда стала отдавать музею больше, чем он – давать ей? Или духу не хватало в этом себе признаться, потому что тогда надо же что-то с этим делать – сразу хлопоты, беспокойство, перемены?
А может, она просто-напросто всю свою жизнь не стремилась к собственным целям, а старалась оправдывать чужие ожидания? Мамы, Ларисы Ивановны, учителей, бывших или возможных мужей, Зотова? Все уже научились писать письменными буквами – а ты всё печатными… Все уже выучили таблицу умножения… Все уже вышли замуж… Все уже завели детей… Ее подгоняют, а она торопится соответствовать! Делать то, что говорят, вместо того чтобы делать то, что сама считает нужным! Должно быть, и Боголюбов рассчитывал, что она, с ее бьющей в глаза готовностью понравиться и быть хорошей, пойдет за ним и примет его взгляды, его веру, образ жизни… Совсем как Зотов сейчас!
Но думать об этом было не противно, как прошлой ночью, а легко, с продолжающимся чувством освобождения. Кажется, она все-таки поняла какую-то часть главного – хоть и не ту, что собиралась, пока Гошка мысль не сбил. Но это тоже очень важно! Она в самом деле не обязана киснуть в Переславле или даже возвращаться в музей-усадьбу, если переедет сюда! Мало ли перспектив, и не только в качестве мужней жены небедного чиновника! Что там Лена говорила о своей фирме? Ей же помощница нужна по букетам… Прекрасно как складывается! Как все легко! И как это перемены в жизни могут пугать? Да жизнь благодаря им только начинается!
Скорее – звонить на работу и договариваться, что догуляет отпуск, а потом…
Черт, а ведь сначала надо позвонить Зотову. Только по-прежнему не хочется! Но ведь чем раньше, тем лучше! Варя уже набралась было духу, как вдруг заметила за соседним столиком…
Да, это он, ее попутчик из поезда. Человек, который поступил по отношению к ней порядочно – и сам этого не заметил. Сидит – одинокий, нахохленный, глядит куда-то в одну точку. Нет, невозможно, чтобы в такой день кто-то ощущал тоску, безысходность, даже просто был в плохом настроении!
И Варя первый раз в жизни подсела к мужчине не для того, чтобы ему понравиться. Точнее, она просто повернулась вместе со стулом, поздоровалась и стала болтать. Бывший попутчик кивал, отвечал на вопросы – с вежливостью очень выдержанного человека, не привыкшего демонстрировать, что он не в духе, – а сам смотрел все так же в одну точку. И Варя, повернувшись на стуле к своему столику, немного поникла. Ни развеселить, ни отвлечь этого человека ей не удалось.
Знакомый голос, громкий, звучный, со множеством ноток – от веселой до развязной – раздался над самым ухом. Только этого не хватало. Андреев, со скрежетом двинув стулом по асфальту, усаживался прямо перед ней.
– Наконец-то и я могу воткнуться! Привет! Я тут в парке с утра – и ребятенка выгулял, и жену, а к тебе как ни соберусь подойти – ты все с кем-то кокетничаешь! Пора и мне внимание уделить, все ж не чужие люди! А лучше бы в гости пригласила, к себе домой! Так и помню твой уютный диванчик! Не надумала?
Варя начала подниматься. Досиделась.
– Чужие мужья меня не интересуют, – процедила она, словно надеялась, что если сама понизит голос, то и Андреев перестанет орать.
– Ничего подобного! – Он тоже встал, и опять со скрежетом. – Так уж и не интересуют! А с Витькой Бояриновым кто тут два часа болтал?
Варя автоматически села. С готовностью уселся и Андреев, решив, что она все-таки не против пообщаться.
– А у него и детей в два раза больше, чем у меня, – двое! – продолжал он, обводя ее взглядом. – Ты похудела, что ли, чуток? Это зря! Было лучше! Так я говорю, двое детей-то!