За стенкой происходит что-то ужасное, а она может сидеть и читать, возмутилась про себя Варя. Какого-то Толстого! Да как же это так! Не слышит, что ли, ничего, совсем глухая? Они все ненормальные, все! Все нечестно и неправильно! Варя почувствовала, что все-таки сейчас разрыдается, но из последних сил сдержалась и спросила ненатуральным и злым голосом:
– А ты что, раньше этого не читала?
Это тоже было удивительно, потому что бабушка все время что-нибудь перечитывала – а прочитала в незапамятные времена все, что только можно. Разве что толстые журналы, которые приносили родители, ей чаще всего не доставались – их надо было быстро возвращать – ну, так бабушке совсем не обязательно читать литературные новинки. Она и не обижалась – ей хватало классиков из шкафа…
– Нет, Варенька, именно это я почему-то пропустила. – Бабушка говорила ровно, как ни в чем не бывало, а глядела на Варю очень внимательно. – И хорошо, что пропустила. Представляешь, теперь – настоящий подарок! И кажется, что если б раньше прочитала, то не все бы поняла.
Варя дернула плечом – очередные глупости. Как будто она, читая тех же классиков, меньше понимает! Хотя там все герои взрослые!
Сейчас, в подпрыгивающем грузовике, ей пришло в голову, что бабушка, оказывается, прекрасно знала, что такое опущенные звенья, и умела их отыскивать, а значит, восстанавливать самое существенное в жизни…
Но что же было дальше тогда, много лет назад? Кажется, мамин голос из соседней комнаты взлетел на новую высоту, и Варя не выдержала:
– А это у нас… А это у нас – что? Семейное счастье?!
И готова была дать волю слезам, когда бабушка неожиданно и твердо сказала:
– Да.
И слезы исчезли.
И дальше Варя быстро спрашивала, почему папа не защищается и не нападает и не должен ли настоящий мужчина вести себя как-то иначе, а бабушка так же твердо отвечала, что настоящий мужчина должен вести себя именно так, и в том, чтобы не сорваться и не дать скандалу разгореться, как раз и заключается настоящая сила воли. И раскрыла свою узорчатую книгу, которую мама терпела только ради сюжетов великих картин. Именно тогда Варя это и услышала.
«Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».
«Любовь не скандалит, не злится, не рвется давать сдачи, не думает, как выглядит со стороны», – продолжала потрясенная Варька переводить на домашний язык и, забыв о бабушке, побежала здороваться с родителями, уже не обращая внимания на их разговоры, и так радостно, как будто сто лет их не видела…
Грузовик вынырнул из елового тоннеля, как из погреба. Слева и справа пошли поля и дачные поселки – значит, Тучково близко, они уже подъезжают. Тройная радуга стояла над дорогой. Катя затормошила Варю:
– Смотри, как здорово, какой хороший знак!
Но, по-прежнему глухая и незрячая, Варя не обрадовалась радуге. Последняя фраза из апостола Павла продолжала вертеться в голове: «…никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится». Куда-то она просилась, что-то хотела еще сказать Варе – только что?
И все же то измерение ужаса, в которое попала Варя, съежившаяся, зажатая, не отсекало окончательно предыдущую жизнь – если уж впустило детские воспоминания – и потихоньку просочилось еще одно, еще одни слова: «…наставляемый на пути любви, достигнув его конца, увидит нечто удивительно прекрасное, нечто вечное – то есть не знающее ни рождения, ни гибели, ни роста, ни оскудения». Да ведь это то же самое, что и «любовь никогда не перестает»! Христианин и язычник – об одном и том же! Это то самое, что ищет Виктор Бояринов, только со многих концов сразу, и ученик Мурашовой, собравшийся в Южную Америку, и она сама, и, по словам того же студента, «все нормальные люди». Вот они, толпа ищущих. А вот человек, который уже нашел, – ее отец, не кричащий об этом на всех углах, как об открытии, а живущий постоянно с этим пониманием, и воспринимаемый – в своей же семье – с точностью до наоборот… В моей душе лежит сокровище, и ключ поручен только мне…
И все это в любой момент может взлететь на воздух!
На тучковских огородах уже стояла милицейская машина. Пиротехников из МЧС пропустили сразу же, а Катю с Варей деревенский участковый попытался оттеснить. Но Катя начала размахивать журналистским удостоверением, заявляя, что имеет право находиться в местах стихийных бедствий и всяческих происшествий, а Варя просто побежала к папе, который, живой-невредимый, стоял поодаль с еще одним мужчиной – должно быть, копальщиком погреба. Папа гладил хлюпающую Варю по голове и виновато повторял:
– Ну, ничего же не случилось. Надо же, а этот огород у нас с девяносто первого года. И ничего.