Девушка с характером

Он просиял, когда услышал от нее «дорогой Альфонс» – вольность, на которую он не смел и надеяться. Ах, как же просто было ему угодить! Улыбочка, милое словцо, приветливый жест большего для счастья не надо. Отчего не все мужчины устроены так? Почему тот, кого она любила больше жизни, оказался гораздо сложнее? Он часами лежал на постели и размышлял. Что будет с ними. На что им жить. Разве же она не утешала его? Не поддерживала и не говорила все время, что что-нибудь придумается, и он должен только доверять и верить в ее любовь! Но он называл ее ребенком и наивной и в конце концов пообещал позвонить ее родителям. Говорил, что готов жить в Германии, в крайнем случае даже выполнять какие-то обязанности на фабрике ее отца. Китти не хотела этого ни в коем случае. Зачем она уезжала с виллы, если ей придется раскаяться, вернуться обратно и просить прощения? Она хотела остаться в Париже и жить с ним на Монмартре. Он считал это блажью. Неужели она не может наконец проснуться и начать думать рационально? А потом рассказал о Беатрис, о том, что ему жаль причинять Китти боль. Что он бросил семью и нанес ущерб отцовскому предприятию. Китти разозлилась, спросив, уж не ее ли в том вина. В тот последний день они крупно поссорились. И только когда обнялись, когда их тела свились воедино, слились в экстазе, произошло примирение. Ах, эти сладкие часы в его объятиях, когда друг от друга их ничто больше не отделяло…

– Луковый суп превосходен, фрейлейн Катарина. Жаль, что вы его не взяли. Хотите попробовать? Garçon – une deuxième cuillère, s’il vous plaît![40]

– Чтобы доставить ему удовольствие, она попробовала дурацкий луковый суп, он показался ей переперченным. Альфонс смутился, поскольку в супе не было ни крупинки перца. Но спорить не стал. Китти пригубила воды, наблюдая в зеркало за французской парой, занявшей место в задней части зала.

Было очевидно, что они не бедны, одежда из дорогой ткани, однако крой Китти нашла ужасно консервативным. Неудивительно: ведь они немолоды, обоим точно за пятьдесят. Дама была покрашена под блондинку, но у корней виднелась седина. Супруг был невысоким, сухопарым, седые волосы искусно зачесаны на розовую лысину. Между собой они говорили мало, и все-таки у Китти сложилось впечатление, что они отлично понимают друг друга. И это все, что после долгих лет супружества остается от большой страсти? Молчаливое понимание и разговоры о пустяках? Боже, тогда, наверное, хорошо, что их с Жераром большая любовь завершилась в момент, когда еще была жива.

– Надеюсь, вы не скучаете. – Альфонс отодвинул пустую тарелку из-под лукового супа. – Я плохой собеседник, фрейлейн Катарина. У меня нет такого таланта, и это ужасно меня угнетает.

Вид у него был довольно несчастный, и Китти нужно было придумать причину своей задумчивости. Правду она ему доверить никак не могла.

– Знаете, Альфонс, – сказала она, – я все время возвращаюсь к тому, что мне сказал брат. Его слова о том, что мне плевать на страдания моей матери, были так несправедливы, что я готова была заплакать. Мне совсем не плевать, но что я могу сейчас сделать? Все бросить и примчаться в Аугсбург, где меня отругают и запрут? Маме от этого станет лучше?

Альфонс некоторое время задумчиво смотрел на нее, и когда Китти уже решила, что услышит какую-то банальность, он неожиданно предложил:

– Вы могли бы позвонить вашей матери, фрейлейн Катарина. На почте можно заказать телефонные переговоры, я организую, когда пожелаете. Вашей маме станет значительно легче, когда она услышит ваш голос.

– Это… это довольно разумно, – нетвердым голосом проговорила Китти.

Господи, да это почти так же трудно, как сесть в поезд и поехать домой. И вообще: что скажет мама? А если к аппарату подойдет Элизабет? Китти испугалась такой перспективы и искренне обрадовалась появлению официанта.

– Откуда вы так хорошо знаете французский? – перешла она на другую тему. – Должна сказать, я в полном восхищении. Пауль тоже говорит на французском, и я уже могу объясниться. Но вас, дорогой Альфонс, запросто можно принять за местного жителя.

– О, тут вы сильно преувеличиваете, фрейлейн Катарина!

Она видела, как рад он был услышать эту похвалу в свой адрес. Редкий экземпляр. При покупке билета на метро или заказе еды, во время прогулки по городу или когда он спрашивал дорогу, Альфонс казался ей независимым и удивительно самоуверенным. Но с ней становился робким как школьник и все время краснел. Нравилось ли ей это? Вообще-то нет. Жерар никогда не производил впечатление неуверенного человека, всегда был самим собой. То разбушуется и вспылит, то опять нежен, мягок, убаюкивает. Он мог разозлиться и поругаться с ней, но скоро жалел о своих словах и просил прощения. Ах, как же чудесно было мириться после бурного выяснения отношений. Быть с ним одним целым, ощущать его руки на своем теле, его неистовство, его силу…

– Я провел в Париже февраль и март, – сознался Альфонс.

– Что? – рассеянно спросила она. – Вы были здесь по делам?