Девушка с характером

Мари молча начала скатывать ковер, и Эльза подскочила помочь. Они вместе понесли тяжелый ковер, лежавший обычно в комнате хозяина, на маленький газон на северной стороне виллы и перекинули его через штангу. Когда вернулись, Августа все еще сидела и укачивала ребенка. Девочка наелась и, довольная, заснула.

– Я перепеленаю ее быстренько, – сказала Августа и пошла с ребенком в дом.

– Вернется, только когда все ковры мы уже перетаскаем, – начала браниться Эльза. – И почему ты это терпишь, Мари?

Мари ответила, что ей доставляет удовольствие таскать и выбивать ковры, потому она целый день сидит за швейной машиной. От этого ноет спина, а у фрейлейн Элизабет все время новые идеи.

– Ты думаешь, в июне и правда будет помолвка? – с беспокойством спросила Эльза.

– А почему нет?

Мари взяла выбивалку и начала стучать по ковру.

Наверху Алисия сидела у постели мужа и читала ему «Альгемайне». Больной безучастно лежал на спине, глаза были закрыты, лицо землистое, щеки впали. Боли почти не было, но и жизненной силы – тоже. Иоганн Мельцер, который в течение тридцати лет почти жил на фабрике, ежедневно проводил там по шестнадцать часов и больше, потерял всякий интерес к ниткам, тканям и рисункам. Осторожные попытки Пауля рассказать о ремонте двух станков закончились тем, что отец со стоном перевернулся на другой бок. Сейчас же вмешалась Оттилия, попросила молодого человека выйти и дала пациенту для успокоения валерианы и ромашкового чая. Даже газетные статьи, которые Алисия читала мужу вполголоса, подлежали контролю со стороны Оттилии. Малейшее проявление активности – движение рукой или подергивание, а это случалось часто, – и медсестра тут же очень вежливо просила Алисию прекратить чтение. Алисия была единственным человеком, с кем Оттилия обращалась исключительно вежливо, поскольку госпожа была вольна уволить или заменить ее другой медсестрой.

Человека, который в ночь с 21 на 22 августа выкрал из Лувра «Мону Лизу», медицинская экспертиза признала умственно отсталым, но он в состоянии отвечать за содеянное.

На основании этого прокурор возбуждает дело против Винченцо Перуджиа…

Алисия замерла, наблюдая за неподвижным телом мужа. Слышал ли, что ему читали? Иногда ей казалось, что он может вдруг умереть, во сне потерять сознание и, не попрощавшись, перенестись в мир иной. Не попрощавшись – это самое страшное. Весной прошлого года они отметили серебряную свадьбу, то есть прожили вместе двадцать пять лет. Были счастливые времена, но бывали и ссоры, и долгие периоды, когда они жили не друг с другом, а друг подле друга. Больше всего Алисии хотелось сказать Иоганну, как сильно она всегда любила его и как сожалеет по поводу каждой их размолвки. Но она тянула с признаниями, чтобы он не подумал о своей скорой кончине. Кроме того, ей мешало постоянное, даже назойливое присутствие сестры. Вот и сейчас сестра встала пощупать больному пульс, она измеряла его при помощи висящих на шее серебряных часов. Проверив, она с удивлением подняла брови и бодро кивнула Алисии. Той разрешалось почитать еще немного.

Осенью Россия планирует провести шестинедельные учения для трех классов резервистов. Австро-венгерский монарх выражает по этому поводу беспокойство. По его мнению, такой призыв похож на полноценную мобилизацию царской армии, увеличившей число военных до двух миллионов человек…

Дверь медленно открылась, и в проеме показалось бледное лицо Китти.

– Как дела? – прошептала она.

– Он спит, Китти. Пожалуйста, потише.

Позади младшей возникла старшая сестра, обе на цыпочках вошли в комнату, стараясь не шуметь.

– Почему он все время спит? – вздохнула Китти. – Несколько дней назад с ним уже можно было разговаривать, а теперь он опять не говорит ни слова…

– Он получает валериану, чтобы не волноваться и выздоравливать, Китти.

Китти нахмурилась и сказала, что наверняка было бы лучше рассказать ему что-нибудь веселое, чтобы он посмеялся. Никто еще не выздоравливал от лежания на спине и чтения вслух скучных газет.

– Папа? – Она подошла к постели и наклонилась, Дыхание отца было тяжелым, он почти хрипел. Китти осторожно погладила ему лоб, отчего его веки затрепетали. – Папа, я решила обучаться сестринскому делу. Хотя я там буду худшей студенткой. Я уже знаю, что все испорчу.

Элизабет тоже подошла в ревнивой озабоченности остаться незамеченной на фоне Китти.

– Хочешь, я что-нибудь сыграю тебе на пианино, отец? Может, Моцарта? Или отрывок из оперетты?