Девушка с характером

Элизабет купила ему кожаный очечник с золотым тиснением. Практичный и разумный подарок. Он почувствовал радость дочери от того, что подарок пришелся по вкусу, и неловко потрепал ее по руке. Элизабет нужно было подбодрить, похоже, с этим лейтенантом у нее ничего не вышло. Она была влюблена, даже от него не укрылось. Семья продолжала разбирать подарки. Для Алисии Мельцер купил колье из белого золота с бриллиантами и аквамаринами, дочерям – по золотому браслету с рубинами. Пауль получил перо для письма – американская модель, достать которую ему помог деловой партнер. Конечно, и Алисия щедро всех одарила. Мужу достался выполненный на заказ гарнитур из запонок и булавки для галстука. На синем камне была выгравирована монограмма JM[6], изящно обвитая золотой гирляндой.

– Нравятся ли тебе наши шедевры? – обратилась к нему Китти. Паулю пришлось обойтись без денег. Он сочинил стихи, кстати, неплохие, и изящно написал их под рисунками своей сестры. Мельцер подавил в себе желание поиронизировать. Вместо этого признал за сыном некий талант к изобретательству. Рисунки Китти он оценить не мог, сам он совершенно не умел рисовать.

– Очень красиво, моя девочка, – похвалил Мельцер. – Особенно вот эта, с нашим парком, я повешу ее у себя в бюро.

К его удивлению, по лицу Китти пробежала легкая тень. Но она тотчас лукаво улыбнулась, вот же актриса!

– Это вовсе не моя картина, папа. Она очень понравилась Паулю, вот мы и решили положить ее к остальным подаркам.

– Не твоя? – ахнула Алисия. – А чья же? Не говори, что Пауля.

Китти весело ухмыльнулась. Конечно, не Пауля: у него для рисования руки не тем концом вставлены.

– Ее Мари нарисовала.

Мельцеру показалось, что он ослышался.

– Мари? Что за Мари?

– Мари, которая мне позирует. У нее большой талант, папа. Мы должны помочь ей на творческом пути, она…

– Ты говоришь о Мари, которая у нас на кухне работает, так?

Вопрос прозвучал гневно, голос был резким. Он разом притушил царившее веселое настроение. Китти замолчала. С упреком посмотрела своими большим голубыми глазами.

Но ярость, которая вскипела в Мельцере, было уже не унять. Художница. Большой талант. Девчонка и тут подмазалась к матери. А он должен всему потакать.

– Мне не нравятся эти твои странные отношения с Мари, Китти.

Она было хотела возразить, но он остановил ее жестом.

– Отныне никаких больше посиделок. Кухарке нечего делать в твоей комнате. И если выяснится, что меня ослушались, девушка будет немедленно уволена.

За вспышкой гнева последовало молчание. Голубые глаза Китти сузились до маленьких щелочек, она разозлилась. Лицо Пауля выражало конфуз, Элизабет улыбалась.

– Нам нужно переодеваться к церковной службе, – сказала Алисия, прервав молчание. – Пожалуйста, как следует задуйте свечи, дети.

19

В сочельник Мари вместе с остальной прислугой была на рождественской службе. Впервые в жизни ей не пришлось трястись от холода, стоя коленями на церковной скамье, ведь в своей подарочной коробке она обнаружила зимнее пальто и войлочные сапоги.

И то, и другое раньше, без сомнения, принадлежало фрейлейн Катарине. Едва Мари, любуясь новой одеждой, ступила на освещенный двор, ее окликнул возмущенный голос Йордан:

– Смотри-ка. Пальто молодой госпоже сшили всего два года назад. Лучшая шерсть, меховая подкладка. И сапоги почти новые. Поистине королевские дары для кухарки.

– Ваше мнение никому не интересно, Йордан, – ответила фрейлейн Шмальцлер, оказавшаяся рядом с Мари. – Мы сегодня празднуем день рождения Иисуса нашего Христа, проповедовавшего кротость и любовь к ближним.

– Я сказала это только для того, чтобы девушка ценила подарки.

– Она это сделает и без твоих напоминаний!

Мари действительно гордилась и была благодарна. Какая роскошь иметь такое пальто! Оно не только замечательно теплое, но и сшито как на нее. И изящные войлочные сапоги сидят как влитые. Значит, вот как чувствуют себя состоятельные дамы зимой. Как жаль, что у Мари не было подходящей шляпы, и ей пришлось довольствоваться шерстяным платком. Когда они вернулись на виллу, господа садились в один из своих автомобилей. По их мимолетному приветствию было видно, что они торопились. И только молодой господин приветливо улыбнулся и даже как будто поклонился.

У Мари екнуло сердце, болезненно и одновременно приятно, ее это напугало: она-то думала, что все свои чувства держит под контролем. Он насмехается надо мной, сказала Мари себе и сразу пожалела, что на ней не толстые кожаные ботинки и серое шерстяное пальто, какие полагаются кухарке.