Девушка с характером

В те дни было много работы. Готовили, обслуживали, устраивали на ночлег гостей, убирали комнаты, выполняли специальные поручения родственников хозяев. Госпожа Мельцер составила четкий план приема гостей, который предусматривал прогулки, время для бесед, посещение фабрики, совместный поход на рождественскую ярмарку и, разумеется, обеды. Никто на вилле не был рад этим визитам, однако госпожа твердо придерживалась давнего обычая. В первый день Рождества приехали родственники мужа, на второй день вилла была полна Мейдорнов. Так как благородное семейство Мейдорнов приезжало издалека, они жили на вилле несколько дней, чего не позволялось родне со стороны Мельцеров. Алисия тщательно следила за тем, чтобы семьи не пересекались, поскольку уже много лет назад стало очевидно, что они друг друга не выносят.

– На вилле часто бывают гости, – вздохнула Эльза, – но эти люди думают, что им всюду позволено совать нос. Одну из сестер господина директора я вчера застала в гладильной.

– Это еще что, – откликнулась Августа. – Какой-то вислоухий толстяк бежал за мной на четвертый этаж, хотел знать, где моя комната.

– И узнал? – саркастически спросил Роберт. – Ты показала?

– А если и показала? – прошипела в ответ Августа.

– Да как хочешь, – ответил он, пожав плечами.

Вечерами Мари валилась с ног и все же с трудом засыпала.

Что-то не давало ей покоя, в сознании всплывали какие-то образы. Давно позабытое являлось вдруг ярко и явно, будто было только вчера. Лицо молодой женщины, обрамленное темными волосами. Улыбка была до того нежной, что у Мари сердце заходилось, а подушка промокала от слез. Детская кроватка с белой загородкой. Это было в приюте? Она снова была ребенком, трясла прутья загородки, упиралась в них ножками. Еще мольберт, перед ним стоит молодая женщина и рисует на холсте. Китти? Женщина была похожа на нее и все же другая. Серая, словно тень, но в то же время живая, она смеялась, разговаривала с ней, смотрела на нее. Потом вновь становилась прозрачной и исчезала. Мари часто видела и каменную женскую головку. Проводила рукой по гладкому лицу, лбу, носу, губам своей маленькой рукой, рукой ребенка.

«Этому нужно положить конец», – решила она, когда однажды утром в очередной раз проснулась невыспавшейся.

Действительно ли та, что жила в жалкой каморке, была ее матерью? Художница, которая перестала получать заказы. Жившая одна с маленькой дочкой, без мужа. Которая влезла в долги и в конце концов потеряла все свое имущество. В долги не кому-нибудь, а к директору Мельцеру.

Мари не хотелось оказаться дочерью этой женщины. Но у нее из головы не выходила каменная фигурка в каморке старухи, а также ее слова о сходстве с матерью.

И если все правда, она должна знать больше. Даже если это знание принесет страдания, а все ее уже ставшие привычными фантазии окажутся ложными. Случай приоткрыл ей частичку правды, остальное она должна выяснить сама.

Но как? У кого спросить? Старая Дойбель будет молчать, хотя, вероятно, ей известно еще много чего. Может, попытать счастья у соседей? Но нельзя попадаться на глаза хозяйке пивной. Кто еще мог бы помочь? Не помнит ли сам директор Мельцер о художнице Луизе Хофгартнер, квартиру которой опустошили по его просьбе? Однако маловероятно, что он удовлетворит любопытство кухарки. Папперт! Вот кто может что-то знать. Но скажет ли? Начальница сиротского приюта терпеть не могла Мари, а Мари не выносила ее.

Как ни крути, наиболее перспективной выглядела беседа с госпожой Дойбель. Мари решила рискнуть тайно пробраться в комнату пожилой женщины и расспросить ее. Мари полагается один свободный вечер, им она и воспользуется. На случай, если госпожа Дойбель откажется говорить, Мари приберегла пять марок из рождественской прибавки, с их помощью она надеялась разговорить старую.

На третий день Рождества, после праздника святого Стефана, начало таять. На дорогах образовались грязные лужи, которые за ночь покрывались тонкой ледяной коркой. Снег съеживался, его первозданная белизна по обочинам дорог превратилась в желто-коричневую массу, в парке матово зеленели лужайкой прогалины. То и дело с деревьев срывались шапки снега, разлетаясь в солнечном свете легкими хлопьями, отчего освободившиеся от груза ветки, пружиня, выстреливали вверх.

Мари накинула старенький платок, в роскошном пальто в Нижнем городе она выглядела бы подозрительно. Кроме того, уже не было так холодно, с деревьев и крыш капало, а зимнее солнце отражалось в лужах.

– Что, пошла к полюбовничку? – насмешливо спросила Августа. – Передавай от меня привет.

Последние дни она снова чувствовала себя бодрой, тошнота исчезла, прекратились и внезапные обмороки. Она лишь слегка поправилась, в остальном была цветущей и румяной.

– Госпожа дала от ворот поворот? – не унималась она. – С сочельника она ни разу не звала тебя наверх.

– Госпожа больна.

Августа засмеялась, как будто что-то знала. Но, по крайней мере, отстала от Мари и пошла в кухню.