Девушка в бегах

Я слишком устала, чтобы возразить ему хоть как-то. Слова просто вылетают изо рта, пока я потираю бок в том месте, куда меня пнул Синеглазый.

– Ты работаешь с ними?

Ему не обязательно видеть, что я кивнула в сторону двери, чтобы понять, о ком я говорю. Возможно, темнота скрывает мое лицо, и он не видит, как дрожит мой подбородок, но голос выдает меня.

– Нет, Кэйтелин. Нет.

Я чувствую, как его пальцы касаются моей кожи, и отшатываюсь.

– Ты видела меня, касалась меня. Ты же знаешь, что это все по-настоящему.

Он имеет в виду свои травмы, но я не могу перестать думать о том, что я касалась его. Я держала его руку, держала его, и, что еще хуже, это соприкосновение меня утешало. Я даже поцеловала его.

А он мне врал.

– Тебе просто было все равно, так ведь?

Вот в чем правда. Я не кричу на него и не бросаю ему упрек, я произношу это, просто констатируя факт, и пусть он делает с ним, что захочет.

– Когда я взялся за этот заказ, я не задумывался ни о твоей маме, ни о справедливости, ни о чем таком, – отвечает Малькольм. – Это был вызов, интересная задача, вот и все. Я хотел проверить, получится ли у меня – сумею ли я найти ее, когда стольким людям это не удалось. Все это было не по-настоящему. Как игра, только мне заплатили бы за победу.

В желудке словно шевелится что-то склизкое. У него нет оправданий, никаких. Он играл с моей жизнью и с маминой, и мы проиграли. То, что он тоже проиграл, – слабое утешение. На самом деле вообще не утешение. Просто справедливость.

По крайней мере, теперь я знаю.

Он все еще не умолкает, и это бесит меня. С какой стати он решил, что я захочу выслушивать от него хоть что-то?

– Знаешь, сколько времени мне понадобилось, чтобы найти вас после того, как ты загрузила ту картинку?

Да, я знаю точно, неважно, устала я или нет: два часа от поста до погони. Последствия этого безрассудного поступка обжигают мое лицо, а потом боль пронзает грудь.

– Примерно шесть минут, – говорит он.

Мои раскрасневшиеся щеки внезапно холодеют.

– Вот сколько понадобилось моей программе, чтоб найти тебя, выследить тебя и получить удаленный доступ к твоему ноутбуку.

– Что ты сказал? Сделать что?

– Я увидел тебя через веб-камеру, когда ты открыла свой ноутбук и стала изображать, будто делаешь домашку. Ты улыбалась, выглядела счастливой, и я… это перестало быть игрой. Предполагалось, что я вышлю детективу адрес, как только найду твою маму, и он пошлет ближайшего наемника, чтобы тот схватил ее. Но охотник за головами решил избавиться от конкурентов. Поэтому, узнав, что к делу привлекли меня, он установил камеру у меня дома. Через десять минут после того, как лицо твоей матери появилось на экране моего компьютера, он оказался у моих дверей, и это было на девять минут и пятьдесят пять секунд меньше, чем понадобилось бы мне, чтобы отправить ее местонахождение детективу. – Его голос становится тише, словно он мысленно проживает все заново. – Я стал сомневаться с той минуты, когда узнал о твоем существовании. О твоей маме я тогда еще не думал, но понял, что могу разрушить твою жизнь. Я отказался давать ему твой адрес и продержался столько, сколько смог. Всего пару часов, но…

Два часа. Столько времени понадобилось маме, чтобы вернуться домой и организовать наше бегство. Если бы они добрались до нас хотя бы на пять минут раньше, мы бы так и не успели скрыться.

– Это по-прежнему моя вина, но я не хотел для тебя ничего дурного.

– Какого ответа ты ожидаешь?

– Никакого, – говорит он, поднимая руку. – Я просто… прости меня. За все.

Я думаю о том, как его избили. Я думаю о том, как он провел три дня в непроглядной тьме, в багажнике. Но также я думаю о том, как он наблюдал за мной через мою веб-камеру, как он искал маму, совершенно не задумываясь о ее участи, – пока не увидел меня вблизи. Я думаю о маме, где бы она ни была, и о том, что мы оказались далеко друг от друга из-за того, что Малькольм указал путь преследователям.

И он просит, чтобы я оказалась лучше, чем он, чтобы я ценила его жизнь так же, как и свою. Потому что у него в последний момент проснулась совесть.

Я не знаю, что с этим делать. Со всем этим.

Я смотрю в ту сторону, откуда доносится его голос.

– Мне отвратительно, что ты за мной наблюдал. Что ты за мной шпионил. Ты не понимаешь, каково это.

– Кэйтелин, я…

– Нет, – отвечаю я приглушенным хриплым шепотом. – Если бы ты сказал мне тогда, в мотеле, это была бы лишь еще одна деталь в том, как ты со мной поступил, но ты соврал. Ты дождался, пока я не начну тебе доверять, дождался, чтобы мне оказалось не все равно, что с тобой станет.