Девушка в бегах

– Я пытаюсь говорить с тобой так, чтобы нас не подслушали. – То, что мы не слышим никого с той стороны двери, не означает, что там никого нет, особенно после того, как мы, забывшись, позволили себе повышать голос. – Я проверяю, есть ли в потолке выход на чердак. Не помню, видела ли я что-то подобное. А ты?

С каждым словом Малькольм поеживается под моими руками, и только когда он поворачивает голову, чтобы прошептать ответ мне на ухо, я понимаю почему. Наши щеки почти соприкасаются. Его теплое дыхание колышет тонкие волоски на моей шее, заставляя вздрогнуть и меня.

– Я пришел в себя уже после того, как они закрыли дверь.

– Мы справимся быстрее, если оба будем искать. Ничего, если я отпущу тебя?

– Ты будешь думать обо мне хуже, если я скажу нет?

– Вероятно, – произношу я с улыбкой, которую он не может увидеть. Если он может шутить об этом, значит, он справится.

Ничего больше не говоря, он забирается на стул, а я возвращаюсь на футон. То и дело я слышу тихий скрип, когда он передвигает стул на новое место.

– Кэйтелин.

Просто мое имя. Я иду на голос, и, когда я добираюсь до стула, Малькольм спускается на пол, уступая место мне. Потолок из бетона, поверхность под пальцами шершавая, так что я сразу же замечаю гладкий скругленный край, окаймляющий люк. Ладонь Малькольма лежит на моей ноге, чуть выше колена, просто чтобы помочь мне удержать равновесие, потому что стул, как и все остальное в этой комнате, держится из последних сил. Протянув руку вниз, я стискиваю его пальцы. Да, я надеялась именно на это. Люк небольшой, может, чуть больше полуметра в поперечнике, но по сравнению с форточкой с зазубренными краями, в которую я протиснулась в мотеле, это будет легче легкого.

Спустившись на пол, я, не выпуская руки Малькольма, отвожу его как можно дальше от двери – получается примерно метра на полтора. Затем я шепотом говорю ему, на этот раз не подходя настолько близко:

– Не помню точно, кажется, я не видела в коридоре лестницу наверх, так что может оказаться, что это единственный выход на чердак. Он закрашен, нам придется отскрести края, чтобы его открыть. Возможно, это указывает, что они просто забыли о его существовании.

Щека Малькольма касается моей.

А может быть, и нет.

Мы по-прежнему настолько близки друг к другу, что он замечает, как я киваю.

– Это наш лучший шанс.

Малькольму не нужно видеть меня, чтобы понять, что стоит за этими словами. Да, я ужасно боюсь Синеглазого, но, если я так и не найду маму, это будет хуже любой физической боли.

– Но мы сможем выбраться через него? – спрашивает он.

– Других выходов из этой комнаты я не вижу.

Это не отвечает на его вопрос. Я понятия не имею, что мы найдем на чердаке и как это поможет нам выбраться, но в любом случае у нас станет больше возможностей, чем есть сейчас.

– Нужно что-то острое, чтобы освободить люк от краски. – Я снова поднимаю взгляд, представляя лампочку над головой. – Я могу разбить лампочку, но она, наверное, слишком хрупкая.

А в темноте будет легко порезаться об осколки.

Малькольм отворачивается, и я слышу, как он перемещается по комнате. Пространство для поиска не слишком велико. Все помещение и правда размером с мой шкаф. Шорох становится громче, и вместе с ним становится громче мой пульс. Я не хочу, чтобы наши тюремщики услышали шум, который покажется им странным.

– Не переживай, – говорю я своим обычным голосом. – Я объясню все детективу, когда он явится. Пока что мы в безопасности. Нам просто нужно подождать.

Малькольм замирает, и я задумываюсь, понял ли он, что я произношу это одновременно, чтобы успокоить Синеглазого и охотника за головами, и чтобы замаскировать шум от его движений. Но тут он отвечает таким же ровным тоном:

– Ты права. – Он встает, и его ладонь касается моей руки, а затем поднимается к плечу. Наклонившись ко мне, он шепчет:

– Мне нужна твоя сережка.

У меня в ушах – сережки-гвоздики с крошечными изумрудами, которые мама купила мне на прошлый день рождения, не знаю уж, исполнилось мне тогда на самом деле шестнадцать или семнадцать. Когда я найду маму, у нас с ней случится величайшая из всех ссор – после того, как я буду обнимать ее три дня подряд. Я никогда не снимала эти сережки. В то утро, когда я постригла и покрасила волосы, сбросив старую кожу, мне даже не пришло в голову их снимать. Но теперь я, ни секунды не сомневаясь, делаю это и передаю Малькольму это маленькое, но драгоценное украшение.

Затем мы продолжаем говорить ни о чем, громко и отчетливо, и некоторое время спустя Малькольм вкладывает в мою ладонь не только сережку, но и короткий шуруп, который он, наверное, выкрутил из рамы футона.

– Подойдет? – спрашивает он.

– Есть только один способ узнать.

Мы продолжаем перебрасываться пустыми фразами, одновременно шепотом описывая друг другу наши действия. Параллельно я постепенно готовлю наш побег. Я провожу острым концом шурупа под внутренним краем люка. Слой краски толстый, и из-за сырого воздуха он поддается не так легко, как мне хотелось бы. Я прижимаю левую ладонь к люку и непрерывно давлю на него, стараясь ощутить хотя бы малейшую подвижку.