Девушка в синем

Спящего Амфиона окружали нимфы, подготовляя его посвящение Аполлону. Пробудившись, Амфион видел возле себя лиру. Вспомнив о своем сне, он извлекал из нее чарующие звуки и вызывал к жизни музыку. Она будила камни и скалы, которые складывались в стены города Фивы. Завершив свое деяние, Амфион снова становился простым смертным.

Кордебалет, изображавший «глыбы» (по непонятной нам причине), сплетал в воздухе узоры из… длинных тонких шестов. Что делали Музы, я совершенно не помню — во всяком случае, не танцевали! Ида Львовна^ декламировала еще хуже, чем танцевала: у нее был неприятный тембр голоса, дикция никуда не годилась, интонации были фальшивы. Все газеты нашли эту постановку Мясина заслуживающей внимания.

С таким репертуаром мы отправились после парижских спектаклей в Лондон, где в первых числах июля начался наш сезон в Ковент-Гарден. К моей слабости к английскому языку немедленно прибавилась слабость к этому городу, с тех пор меня не покидавшая. Видеть его пришлось удручающе мало. Мы репетировали с утра до ночи и на такси летели из театра в какую-то далеко расположенную студию. Репетиции с Мясиным новой версии «Феи Альсин» проходили после вечерних спектаклей. Мы не успевали ни есть, ни пить. А для чтения на сон грядущий я привезла с собой «Братьев Карамазовых», не располагающих к безмятежным сновидениям.

Сезон в Ковент-Гардене проходил успешно, я с удовольствием танцевала свои новые роли и взяла несколько уроков у нашего Чичи, незадолго до того перебравшегося в Лондон. Ближайшим нашим спектаклем была «Дама с камелиями»[181]: пьеса, в которой главную роль играла Рубинштейн. Свободные в этот вечер, мы с Лучезарской пригласили на нее Николая Густавовича. Ужас что на нас обрушилось. Как смели мы побеспокоить его для такой бездарности! Пригласить Легата на балеты у нас не хватило мужества.

Фредди и Билли, наши английские товарищи по первому сезону, превратились во Фредерика Аштона и Вильяма Чаппела — хореографа и театрального художника. С этого времени началась ослепительная карьера Аштона — создателя английского балета, за что он впоследствии удостоился титула сэра.

Наша труппа обогатилась грациозной, как козочка, Татьяной Ушковой, красавицей Лилей Красовской и ее еще совсем молоденькой дочерью Наташей, а также приехавшей из России ученицей школы Большого театра Наташей Конюс, Ольгой Вершининой — младшей сестрой Нины, и последним балетным отпрыском семьи Нижинских — Ириной, дочерью Брониславы Фоминичны, выступавшей под фамилией Истоминой[182]

.

Утомительные, но приятные гастроли в Лондоне промелькнули слишком быстро. Газета «Морнинг Пост», случайно мне подвернувшаяся, и корреспонденты «Фигаро» и «Комедиа» называли успех Балета Иды Рубинштейн триумфальным. Следующих выступлений нам опять пришлось ждать долго.

Только весной 1932 года Бронислава Фоминична приступила к организации балетной труппы, которая на сей раз носила ее имя и участвовала в Русском сезоне оперы и балета в Опера-Комик. Сингаевский стал нашим администратором. Оперой заведовал русский импресарио, один из двух братьев Кашуков[183]

, не без основания прозванных артистами «братья-разбойники». В оперных спектаклях снова пел Шаляпин: «Князя Игоря», «Бориса Годунова» и «Моцарта и Сальери».

Репертуар балетов Нижинской состоял из уже знакомых ее произведений («Этюд», «Лани», «Болеро») и двух новинок — «Вариаций» на музыку Бетховена и «Ревнивых комедиантов» Казеллы (на темы Скарлатти). Из участников помимо самой Нижинской выделялись Вера Немчинова, знаменитая исполнительница роли Девушки в синем в балете «Лани», а также прославленные «звезды» дягилевского балета Анатолий Вильтзак и Тадео Славинский.

Репетировали мы долго и много. За репетиции не полагалось никакой оплаты. Тогда это было в порядке вещей. Утром мы начинали с обстоятельного урока, затем репетировали часов до шести с перерывом для завтрака — если были деньги, или чтобы выпить кофе, проглотить булочку — при безденежье.

Наша семья оказалась тогда в катастрофическом положении. За квартиру платить было нечем. Когда иссякал кредит в лавочке, мы питались кофе с хлебом. Таких, как мы, русских эмигрантов, в пятнадцатом округе Парижа было немало, и конца этому положению не предвиделось.

Одним прекрасным апрельским утром в автобусе кто-то открыл газету. Громадные буквы на первой странице: «Убийство президента республики!!!» «Только не хватает, чтобы это был русский», — иронически подумала я. Убийцу звали… Горгулов[184].

Все русские обомлели, готовы были провалиться сквозь землю. А тут мы — с Русскими сезонами!!

Честь и слава французам. Я лично не услышала ни одного неприятного замечания. Сезон в Опера-Комик продолжался беспрепятственно, а лавочник наш как будто перед нами же извинялся!

Работала я с наслаждением. Во мраке безнадежности танцы были единственным лучом света. Танцуя, я забывала о домашних горестях. Работа к тому же делалась все увлекательней, а роли, мне достававшиеся, — все более интересными. В «Вариациях» главную роль должна была исполнять Алиса Никитина. Я получила небольшое соло.