Девушка в синем

Как-то раз, когда рабочий день приходил к концу и все очень устали, Бронислава Фоминична попросила меня задержаться. Вильтзак был не только прекрасным танцовщиком, но и благожелательным товарищем. Он шепнул мне, что Нижинская рассорилась с Никитиной и хочет попробовать со мной ее роль — роль Дианы в «Вариациях». «Но, Анатолий Осипович, я никогда не делала поддержки!!!» — «Ничего, предоставьте это мне». (Вильтзак тогда считался лучшим партнером в балетном мире.)

На сразу же последовавшей репетиции, благодаря моему новому партнеру, у меня все выходило будто само собой. Одна из двух вариаций была очень трудной. Нижинская потребовала ее повторить три раза. «Вы будете танцевать эту партию», — был ее вердикт.

От усталости и волнения я, кажется, даже не поблагодарила ни ее, ни Анатолия Осиповича.

Все ушли. Я медленно переодевалась. На обратный билет в метро у меня денег не было. Полтора часа я шла домой пешком. На следующее утро — снова в театр. Нелегко дается первая роль в балете…

Наш сезон начинался 25 мая с традиционного «Князя Игоря» (с Шаляпиным и «Половецкими плясками») и продолжался «Моцартом и Сальери» — одноактной оперой Римского-Корсакова с Шаляпиным в роли Сальери и Поземковским в роли Моцарта. Она заканчивалась фрагментом «Реквиема» Моцарта с участием хора Русской оперы. Вторая часть программы состояла из «Этюда» Баха и «Царевны-Лебедь». В последней дебютировала Татьяна Ушкова с Вильтзаком в роли Гвидо на. Вначале нежная лебедушка, затем настоящая русская царевна, наша москвичка Таня отменно справилась с этой ролью.

Десятого июля балетный спектакль начинался с новинки: «Вариаций» — хореографического претворения фортепианных вариаций Бетховена, мастерски оркестрованных Владимиром Полем[185]

. Они делились на три части: лирическую, пасторальную и патетическую. По тому времени новаторская, почти абстрактная декорация Юрия Анненкова. На голубом небе легкие контуры, по-видимому, облаков… ярко-зеленый мазок… обломок — может быть, античной колонны… Все залито светом. Под небом Эллады беззаботно сверкают танцы Дианы, Идоменея, Вакха и вакханок, фавнов, воинов и амазонок.

Во второй картине античная колонна уступает место легким качелям. Ведут хоровод русские крестьянки, какими они могли представляться Бетховену, — фарфоровые статуэтки русского «ампира». Замечательно найден финал эпизода. Небо меркнет, нависает туча. Гроза прерывает девичьи танцы, готовя мятежную романтику третьей картины.

Теперь на фоне грозного неба вырисовываются черные контуры собора Парижской богоматери, полускрытые кровавым облаком. Костюмы с намеком на Мервейез и Инкруаяблей[186] подернулись трауром, движения танцующих с поразительной силой воспроизводили скульптуры Рюда[187]

. Нижинская и Вильтзак захватили своим пафосом всех остальных артистов и публику.

В первой картине я танцевала Диану, лучше сказать — имела честь ее танцевать с Вильтзаком и Сла-винским. Знаменитые артисты, они не только не отказались выступить с молодой артисткой, впервые получившей большую роль, они щедро помогали мне во всем.

В пасторальной картине Шоллар, Лучезарская, Берри, Блотская[188] и я, а также Антонова, Истомина, Познер, Лебхерц и Вавпотич исполняли лирические русские танцы. Прелестны в них были Ушкова и Сергей Унгер.

Следующим балетом шли «Лани». Это произведение Нижинской было сенсацией еще у Дягилева, а теперь стало гвоздем и нашей программы, сохранив почти всех основных исполнителей. Вера Немчинова в роли Девушки в синем навсегда осталась в истории балета.

Тема «Ланей» была абсолютно нова: остроумная, легчайшая, пенящаяся сатира на парижское высшее общество двадцатых годов. Хореография Нижинской полна недосказанности, намеков. Сложные чувства персонажей скрыты под светской игривостью. Формы классического танца, обостренные совсем новыми движениями, позировками и джазовыми ритмами, были необычны. Недаром они полвека питали воображение балетмейстеров.

Сама Нижинская исполняла роль не то хозяйки дома, не то просто дамы — элегантной, пожившей, неравнодушной к молодым атлетам. В бледно-желтом муслиновом платье, с высоким страусовым пером в прическе, она вся искрилась, как шампанское. С каким небрежным шиком она поигрывала, танцуя, длинными нитями жемчуга, обвивавшими ее шею! Как тонко рассчитан был изломанный жест руки, держащей мундштук с папиросой!

«Раг-мазурка» — ее танцевальный эпизод с двумя кавалерами — своим ритмом (о! — таким сдержанным…) гениально передавал пряную атмосферу легкого (о! — легчайшего) флирта!

Впоследствии мне приходилось видеть других исполнительниц этой роли. После Нижинской лучше было не браться.