Девушка в зеркале

Мне теперь не нужны солнечные очки. Море меняет цвет – бледно-лиловая вода тускнеет, становится сиреневой, потом густо-синей, как индиго, почти черной. Лишь на западе – остатки розовато-золотистого мерцания.

И вот я уже всматриваюсь в полную темноту.

Лезть вниз – это смерть. И дело даже не в том, что руки и ноги сковало трупным окоченением, что обожженная солнцем кожа болезненно пульсирует, что глотка пересохла и воспалилась от плача, от тщетных попыток взывать к сестре. Хуже всего, что когда я касаюсь палубы, когда безвольной кучей валюсь у шпора мачты, то вынуждена окончательно признать непреложный факт: все кончено.

Я потеряла Саммер.

* * *

Но некий голос у меня в голове велит мне продолжать. Это холодный, ненавистный голос, и говорит он мне то, что я не желаю слышать.

«Тебе нужно поспать, – нашептывает он. – Не лежи здесь, не кисни на палубе! Никого ты не найдешь в темноте. Иди и ляг в мягкую постель. Тебе нужны свежие силы. На рассвете опять займешься поиском».

Может, Саммер каким-то образом сохранила тепло. Может, на ней было что-то теплое, когда она свалилась за борт. Может, что-то выпало вместе с ней, и она может частично высунуться из воды, хотя я уже проверила – ничего не пропало, не считая спутникового телефона. «Соломон» по-прежнему висит на шлюпбалках. Спасательный плотик все так же принайтовлен к палубе.

Может, вода здесь теплей, чем я думаю. Может, организм Саммер хорошо справляется с потерей тепла.

«Нельзя отступаться».

Повинуюсь голосу, произносящему эти слова у меня в голове. Тащусь в рубку и включаю ходовые огни. Стрелка указателя уровня топлива болтается почти на нуле, но мотор продолжает работать. Вырубаю его. «Нужно сберечь топливо на завтра».

Я ненавижу это «завтра»! Спотыкаясь на каждом шагу, спускаюсь в салон, а «Вирсавию», дрейфующую теперь по воле ветра и течения, начинает валять с борта на борт на неспокойном море.

«Не здесь, – звучит все тот же голос. – Поспи на той чудесной широченной кровати. Отдохни хорошенько».

Я должна доверять этому голосу: если мы вдруг и впрямь пересечемся курсами с каким-нибудь другим судном, его рулевой обязательно заметит тусклые ходовые огни «Вирсавии» и чисто с нами разойдется. Отец учил нас, что оставлять лодку без вахтенного непростительно, что это просто святотатство, но у меня нет выбора. Мне надо поспать. В любом случае с самого выхода из Таиланда мы не видели ни единого судна. Я весь день тщетно пыталась связаться хоть с кем-нибудь по УКВ. И прямо сейчас мы посреди одного из самых безлюдных океанов мира, в нескольких днях хода от оживленных судоходных путей. Никто тут не появится.

Ввалившись в носовую каюту, врубаю свет. Мельком вижу свое отражение в экране телевизора.

Телик! Кровь кидается мне в голову. Такое чувство, будто меня ударили в грудь. Видеонаблюдение! Что там говорила Саммер? Это живая картинка, или система еще и пишет? Сестра не была уверена, что эта штука даже вообще работает.

Пульт! Саммер говорила, что он заперт в рундучке с ее обручальным кольцом. Отец никогда не говорил нам, где держит ключ, и она тоже не сказала. Ладно – вытаскиваю свой нож, который постоянно держит при себе любой нормальный яхтсмен, и втыкаю его в щель между выдвижным ящичком и проемом. С момента исчезновения Саммер прошло уже восемнадцать часов. Не стирается ли запись автоматически по прошествии суток? Понятия не имею, какие были в ходу технологии, когда отец устанавливал эту систему много лет назад. На что тут все пишется – на хард-диск?

Тык, тык! Отчаянно бью ящик ножом, словно наемный убийца. Он слегка вылезает из проема – хватаюсь за ручку и, расшатав, наконец выдергиваю его. Ящик ударяется об пол, его содержимое разлетается во все стороны. Хватаю обручальное и помолвочное кольца Саммер, пока они не успели раскатиться по каким-нибудь щелям. Натягиваю их на пальцы все еще кровоточащей правой руки, чтобы не потерялись.

Пульт! Нашариваю его, нацеливаю на телевизор, вжимаю палец в кнопку включения. Ноль эмоций.

Батарейки! Батарейки сдохли. Вырываю их из отсека, и они со стуком разлетаются по полу. Мчусь в рубку. Под штурманским столом – целая колония батареек всех размеров.

Прокручиваю каналы. Ничего, кроме «снега».

И вдруг чернота. Но внизу экрана указаны дата и время. Девятнадцать часов, двадцать девятое марта. Живая картинка.

Как перемотать? Тычу во все кнопки на пульте. Как мне заставить эту систему работать? У нее где-то должен быть мозговой центр.

Снимаю телевизор со стены. За ним упрятан древний лэптоп. Провожу пальцем по трэкпэду, и экран компьютера освещается. Под иконкой «Домашнее видеонаблюдение» нахожу ту самую живую трансляцию, что проигрывается сейчас на экране телика, а в другом окне – семь файлов, каждый со своей датой. Щелкаю на самом недавнем, датированном вчерашним днем – двадцать восьмым марта.

Начинаю смотреть с самого начала, с двадцати трех ноль-ноль. Короткими отрезками быстро проматываю вперед. Сплошная темнота.

В пятнадцать минут двенадцатого кокпит освещается, и появляется Саммер.