Девушка в зеркале

Подныриваю к противоположной стороне корпуса. Поверхность воды кажется отсюда зеркалом. И я проникла сквозь это зеркало в мир Саммер, мир глубины. Наверху, высоко надо мной, ослепительным дергающимся пятном маячит солнце.

Выныриваю на поверхность, хватаюсь за перекладину купального трапика, отчаянно хватая ртом воздух. Прохладная вода вернула способность нормально соображать. Солнце силится прожечь мои плотно сжатые веки, за которыми плавает ярко-розовая пелена – разительный контраст долгим дням нескончаемой синевы.

Я еще молодая, у меня вся жизнь впереди! Я опять хочу слушать музыку. Я опять хочу почувствовать, как клавиши фортепиано мягко подаются под пальцами. Хочу ощутить под ногами песок пустыни или снег. Хочу заниматься любовью с кем-нибудь.

Я не хочу умереть здесь.

Карабкаюсь обратно на борт.

* * *

И все же безумие не отпускает. С каждым днем солнце все сильней жарит с беспощадного неба. Топливо кончилось, так что приходится вести поиск под парусами. Вода тоже на исходе, но я все равно не могу заставить себя нацелить нос «Вирсавии» в сторону Африки. Хотя наверняка все разумные сроки давно вышли. Сколько дней я уже занимаюсь поисками? Адам в Таиланде, наверное, просто места себе не находит. Вместе с Тарквином – ребенком, который уже потерял одну мать. Но лучше сейчас не думать про них.

Опять обыскиваю «Вирсавию» и нахожу несколько банок колы и две бутылки вина. Они дают мне еще пару дней для поиска.

Я могла бы слить все оставшуюся воду в раковину на камбузе, всю колу, все вино. От этой мысли гудит в голове. А что, если я все-таки сделаю это в минуту отчаяния? Обреку себя на медленную, мучительную смерть?

Можно было бы открыть кингстоны и позволить «Вирсавии» заполниться водой. Привязать себя к койке, чтобы остаться внутри ее. Мы исчезнем без следа.

Можно улечься на палубу и лежать, пока жаркое солнце не сделает свое гибельное дело.

Можно двинуться на юг, в Антарктику.

* * *

Мечтаю только о дожде.

Ложусь спать в кормовой каютке, где едва можно выпрямиться во весь рост, на узенькой койке Саммер. Золотистый саронг, который я себе воображала на ней, бесприютно валяется в изголовье, по-прежнему пахнущий яблоками и белыми пляжами. Прижимаю его к лицу, а потом завязываю вокруг пояса. Ногтем процарапываю длинную кривую по внутренней стороне бедра – отметину, соответствующую шраму Саммер.

Нам было восемь или девять, когда это произошло. Мы стояли на якоре возле одного необитаемого кораллового островка, просто-таки райского местечка, но отец был не в духе. Приказал нам, детишкам, отправляться на берег и оставаться там, «пока не вылетят летучие мыши». Как всегда, на весла села я.

Нам пришлось грести через риф, чтобы добраться до берега, но мне казалось, что я знаю, где там проход. И буквально через секунду мое тело врезалось в воду. В темноте я вынырнула на поверхность, внутри перевернутого корпуса «Соломона». Сделала глубокий вдох, выплыла наружу – и оказалась в море крови. Саммер истошно кричала.

Я поставила тузик на ровный киль, затолкала Бена обратно на борт и отправила его на «Вирсавию» за помощью. Несмотря на некоторые странности поведения Бена, я знала, что могу положиться на него. Весла были для него великоваты, но я давно обучила его, как грести, как «упираться спиной», когда нужно выгребать против ветра или волны. Как только убедилась, что у него все получается, повернулась к Саммер и потянула ее за собой к берегу. На пляже обернула ей ногу мокрым полотенцем, пытаясь остановить кровотечение.

Позже все говорили, что я молодец, все сделала правильно, но я-то знала правду. Порезы от кораллов никогда не заживают. Саммер заработала шрам на всю свою жизнь, и в этом была моя вина. Вообще-то именно я заслужила этот шрам.

Я превращу себя в Саммер. Я верну ее к жизни. Все, что мне нужно, чтобы воскресить свою сестру, – это сделать такой же шрам.

Встаю в кокпите, где качка ощущается меньше всего. Достаю свой яхтсменский нож, и он зависает у меня над бедром. Рука по-прежнему болит, где я ссадила ее до мяса, забираясь на мачту. Я не хочу еще одну рану. Не хочу еще боли. Но я должна сделать это. Я должна вернуть Саммер.

Нож уже легонько касается кожи, но я никак не могу заставить себя нажать посильнее. Что-то не так.

Прежде чем из-под лезвия показывается кровь, останавливаюсь. Каким местом я думаю? Я вот-вот сделаю непоправимую ошибку!

Я так привыкла представлять стоящую передо собой Саммер, что почти что вижу ее сейчас, как наяву. Я – ее зеркальное отражение, а она – мое. И я чуть было не нанесла шрам, который был бы зеркальным отражением ее шрама.

Но я больше не хочу быть ее зеркальным отражением! Я хочу быть Саммер – правильной двойняшкой, той, что без изъяна, – но я в полной растерянности. Никак не могу сосредоточиться.

В голове глухо пульсирует. Образ Саммер уже тускнеет у меня в памяти? Могу четко представить ее перед собой, но никак не выходит ступить в ее тело и посмотреть на этот шрам ее глазами. Я знаю, что наверху он изгибается назад, а внизу – в сторону колена, и знаю, что он похож на букву «S». «S» – значит, Саммер.