От Франсины и ее дочек – ни слуху ни духу с того самого момента, как они выяснили, что проиграли, пусть даже обитает эта семейка совсем недалеко от Сиклифф-кресент и в каких-то минутах ходьбы от уэйкфилдского пляжа. Вот тебе и охи и ахи Франсины тогда в аэропорту… Я несколько раз заглядывала на страничку Вирджинии через аккаунт Адама в «Фейсбуке» и довольна тем, что замысел детской свадьбы так никуда и не продвинулся. Вирджиния цветет и пахнет. Вечно постит селфи в спортивном снаряжении или в крошечных топиках и обрезанных шортиках, повиснув на руке у какого-нибудь улетного парня – каждый месяц нового. С каждым днем она выглядит все красивей.
Днем я часами играю на рояле или зависаю возле бассейна, объедаясь сладостями. Живот мой удовлетворительно кругл, но неважно, как много я ем – люди по-прежнему отпускают замечания, что на восемь месяцев беременности я «никак не выгляжу».
У Саммер-то срок уже на подходе.
Мои ежедневные купания – это моя епитимья, мой способ почтить память Саммер, погоревать по девушке, смерть которой иначе и вовсе остается неоплаканной. Каждый день ныряю под воду – в тот мир, в котором теперь обитает Саммер. Неважно, сколько народу на берегу, – под водой ты всегда в полном одиночестве.
Я и вправду очень ее люблю. Понимаю: то, что я сделала, – это нехорошо, но, думаю, она бы поняла. Я избавила ее мать, ее сына и ее мужа от нужды горевать по ней, а кому такого хочется? Ведь самое худшее в смерти – это знать, что те, кто тебя любит, будут страдать от горя. Мне это чувство неведомо – оплакивать меня оказалось некому. Даже мой брат и не подумал вернуться домой, чтобы выразить мне соболезнования по поводу смерти Айрис. Вообще-то до сих пор я практически и слова не слышала от своего живого и здорового братца. Чувствую себя единственным ребенком.
Купаюсь совсем рано, когда солнце еще только показывается над горизонтом. Глубоко ныряю и разворачиваюсь под водой, как когда-то под днищем «Вирсавии» посреди океана, и поднимаю взгляд сквозь толщу воды на мир живых наверху. Я не сильна в физике – наверное, это имеет какое-то отношение к преломлению света сквозь разные среды, – но хотя солнце в эти утренние часы совсем маленькое и низко нависает над горизонтом, с океанского дна все равно кажется, будто оно прямо у тебя над головой, огромное и золотое. Вода голубовато мерцает надо мной, а солнце словно распухает и размывается по всему небу. И в этот момент я могу представить все так, как оно и должно быть. Я – Айрис, я похоронена в море, а моя сестра, красавица Саммер, – это полуденное солнце, которое заливает своими лучами весь мир.
Но этим утром небо тяжелое и серое, а океан угрюм. Захожу в воду и ныряю на глубину, как и всегда, но из-под волн мне не видно солнца. Ненадолго зависаю над белым дном, ожидая, пока подводная тишина подарит мне покой. Но нет – виденный ночью сон опять вспыхивает у меня в голове, кошмарный сон. Мне снилось, что поверхность воды стала твердой – что это какая-то твердая черная плоскость, словно крышка рояля. Во сне я глубоко ныряю, но когда всплываю обратно к поверхности, то не могу пробиться сквозь нее. Поначалу кажется, что жесткая чернота, в которую я уперлась, – это корпус «Вирсавии», но как далеко я ни отплываю вбок, мне никак от нее не избавиться. Вода густая, как свинец. Я в ловушке.
И вот теперь сердце у меня дико колотится, а ребенок бьется внутри, словно зверек, угодивший в силки. Мышцы живота сводит спазмом. Именно так и ощущаются схватки? Нужно сохранять спокойствие – это не может быть хорошо для ребенка! Отталкиваюсь от песка и плыву наверх, ожидая удариться головой о ту твердую штуковину из кошмара. Но вместо этого вдруг выскакиваю на свежий воздух, разбрасывая веера брызг. Жадно хватаю его ртом. Я на глубокой воде, и волны бьют в меня, нос и рот моментально полны воды, соленой, как слезы. Голова опять проваливается вниз. Дрожу, перед глазами все плывет, наваливается жуткая усталость.
Всеми силами стараюсь удержаться на поверхности, заставляю себя ровно дышать, делать медленные, спокойные гребки в сторону берега. Вскоре я опять на мелководье – дрожа всем телом, направляюсь обратно в теплые объятия полотенца.
Самое время прекратить всю эту дурь! Я беременная на большом сроке. Я больше не вольная птица – жизни моего мужа и наших двух детей прочно привязаны к моей. Это и есть материнство. Какой бы фальшивой ни была вся остальная моя жизнь, этот ребенок реален. С данного момента буду купаться только в бассейне.
Днем я у бассейна – лежу, обвиснув в шезлонге и нацелив свой круглый живот в небо, – когда вдруг неистово барабанят в дверь. Сквозь стеклянные панели мельком замечаю увесистую ручищу, мясистый женский кулак.
Это какая-то карга с курсов будущих родителей? Опять явилась брюзжать на меня? Но нет. Подойдя, вижу пришелицу сквозь стекло целиком. Это Вирджиния.
Она коротко постригла волосы, как у мальчика. Одета как распустеха. Толстенная, как бочка. И она плачет.