Девушка в зеркале

– Так вот: на данный момент установлено не так. У тебя действительно есть право расходовать его, как сочтешь нужным, но тебе требуется официальная виза, прежде чем перевести их в «Ромен трэвел»… А это вообще нормальные звуки?

Эстер теперь натужно кряхтит при каждом вдохе, хотя по-прежнему не просыпается.

– Наверное, ее нужно покормить, – говорю я. – А для этого мне типа как нужно уединиться. Она спит уже весь день, так что наверняка проголодалась. Может, просто оставишь мне все эти бумаги?

– Адам вроде хочет как можно быстрее со всем разделаться, – произносит Колтон. – А я-то думал, младенцы никогда не спят… Мелковатая она какая-то, тебе не кажется?

Кряхтение превращается в стон, словно Эстер пытается сказать мне что-то. Что-нибудь ласковое или что ей плохо?

– Сколько времени? – спрашиваю я.

– Три. Нет, почти четыре.

Она проспала девять часов! И я на самом-то деле не убеждена, что она должна издавать подобные звуки. Поворачиваюсь спиной к Колтону и сосредотачиваюсь на личике своего ребенка. Цвет его вроде как изменился за последнюю минуту, даже за последние несколько секунд. Она почти серая.

– Просыпайся, малышка, – шепчу я. Слегка встряхиваю ее, целую в крошечный лобик, но она не просыпается.

– Что-то случилось! – говорю я. – Я не могу ее разбудить!

Словно ветер врывается мне в уши. Палата темнеет. Срываю с малышки обертки, задираю рубашечку, чтобы обнажить ее крошечную грудь. Грудная клетка у нее вдавлена, словно ей не хватает воздуха. Каждый вдох сопровождается этим странным звуком.

Это не выражение удовольствия. Это ее последние отчаянные попытки глотнуть воздуха.

– Жми на кнопку! – кричу я. – Зови врача!

* * *

Палата наполняется людьми. Колтон удерживает меня. Я хочу к своему ребенку, но на пути слишком много народу.

– Что с ней случилось? Пустите меня к ней!

– Нет, Саммер, не лезь туда, – говорит мой дядя. – Пусть ею врачи займутся.

Ухватываю взглядом лежащую на столе Эстер. Голенькую, в крошечный ротик уже что-то засунуто, кругом какие-то медицинские приспособления. Не понимаю и половины того, что говорят, улавливаю лишь отдельные слова. «Экстренно». «Истощение». «Недоношенность»…

Подходит медсестра.

– У твоего ребенка проблемы с дыханием, Саммер, – ровным голосом произносит она. – Нам поможет, если ты уточнишь расчетную дату родов. У нас отражено, что ей тридцать восемь недель, но на вид явно меньше. Ты уверена насчет срока?

– Я думала, вы знаете! Ей всего тридцать три недели! – отвечаю я. – Это из-за этого все проблемы?

Медсестра ошеломляюще красива, ее глаза густо накрашены. Бросаю взгляд на бейджик с именем. Нандини Редди. Не припомню, чтобы среди знакомых Саммер была какая-то Нандини, но то, как эта женщина смотрит на меня…

– О господи, Саммер, да что ты творишь? – восклицает она. – Тридцать три недели? Почему она не в отделении патологии новорожденных? Что на тебя нашло? Сначала Скайбёрд, а теперь у тебя тридцать три недели, и ты не удосужилась отправить ее в отделение? Ты что, не понимаешь, чем это может кончиться?

Тут мне приходится перейти в наступление. Гордо выпрямляюсь.

– Я только что родила, Нандини!

– Нандини? – повторяет она. – Ты называешь меня Нандини?

Она подступает ко мне и кладет обе ладони мне на лицо. Похоже, эта медсестра хорошо меня знает. Очень хорошо.

– Не понимаю, что с тобой творится, подруга, – говорит она. – Твой ребенок будет в порядке, но ей надо в отделение. Мы тебя вызовем, когда ее состояние стабилизируется.

Она и другие врачи и медсестры выкатывают столик с Эстер из палаты.

* * *

Колтон добр ко мне. Обещает позвонить Адаму, а то и просто пойти и привести Адама. Но я не могу оторваться от него. Мне плевать, что он был любовником Франсины, что его дружелюбие может быть деланым. Обнимать его – это все равно что обнимать отца, а прямо сейчас отца мне очень не хватает. Если б Ридж был сейчас здесь, он сказал бы мне, что делать.

Нандини расскажет всем в отделении патологии новорожденных, что Саммер ее не узнала. И всего-то будет достаточно, чтобы кто-нибудь бросил: «Как, ты не знала, что у нее есть сестра-близняшка? А ты уверена, что это не она?»

Даже если никто такого и не скажет, в этом отделении я окажусь в окружении своих дражайших друзей, которых в жизни не встречала. Врачи и медсестры будут изъясняться на своем медицинском языке, ожидая, что я все пойму.

Нечего мне там делать.

И все же придется идти туда. Оправдаться нечем. Там мой ребенок. Мой больной ребенок.

Перед входом в больницу – очередь такси. Можно улизнуть домой, прихватить свой паспорт – и прямиком в аэропорт. Потеря Эстер невыносима, но понимаю, что уже практически ее потеряла. С ней наверняка все будет в порядке – никто из врачей сейчас не паниковал, – но стоит всем решить, что я убийца, мне все равно не позволят увидеть дочь. Все кончено.

Если я не появлюсь в отделении, они все равно догадаются. С чего это вдруг Саммер сторонится собственного ребенка? Людям станет любопытно. Люди начнут строить догадки. Кто-нибудь в конце концов сделает вывод.

Выбор невелик: остается либо бежать, либо оказаться перед лицом собственной погибели.