Я встретила его пристальный взгляд, в конце концов посмотрела на него, по-настоящему посмотрела, и жжение в уголках моих глаз, которого я избегала с того дня в аэропорту, одолело меня. Я решила не бороться с этим. Я тоже была ранена. Я был настолько ужасно ранена, что чувствовала себя жалким листком бумаги, на котором были написаны наши записки, от того, чтобы улететь в небытие, меня отделял один быстрый порыв ветра.
— Ты навсегда потеряна для меня?
Слезы из моих глаз потекли по щекам, и мне потребовались все силы, чтобы удержаться на месте. Я покачала головой. Костяшки моих пальцев на подлокотниках были напряжены, я с жаром сжимала их. Я шмыгнула носом, восстанавливая тот небольшой контроль над эмоциями, который у меня еще оставался.
— Я не потеряна, Рид.
Он озабоченно пригладил волосы, и я, впервые с тех пор, как он начал выступать, заметила, что он побрил лицо. Его длинные волосы исчезли, единственное, что осталось — это красивый мужчина.
— Ну что ж, — сказал он, отступая.
Я выдавила из себя улыбку:
— Я была рабом его слов.
Рид вопросительно посмотрел на меня:
— Что?
— Брэндона. Его слова так долго держали меня в плену. Годы. Мучительные годы. А твои слова? — мои губы растянулись в грустной улыбке. — Они освободили меня. Оковы, сковывавшие меня, лопнули, предлагая свободу, которой я никогда не знала. Но в процессе, — я глубоко вздохнула, — ты не был честен.
— Боже, мне так жаль. Если бы я мог взять свои слова обратно и рассказать тебе в ту же секунду, как только был шанс…
Отпустив подлокотник, я подняла руку:
— Знаю. Я знаю, тебе жаль. И я знаю, что у тебя были благие намерения. Я знаю твое сердце. Но это я. Я должна поступить правильно.
Мне нужно было беспокоиться не только о себе. Мои действия, будь то с добрыми намерениями или нет, оказывали влияние на ребенка, растущего у меня в животе. Если время потраченное на то, чтобы направить мою голову и мое сердце в нужное русло, было тем, что могло бы продлить это, наши отношения,
Немного времени. Это все, что мне было нужно.
Его челюсть задрожала, и он смахнул с щеки случайную слезинку.
— Я еще не остановился бороться, Чарли, — он сердито покачал головой. — Я никогда не остановлюсь.
Я сглотнула:
— Пожалуйста, не останавливайся. Но и я. Я тоже борюсь, — он, вероятно, не мог этого видеть, но дистанция, которую я установила между нами, была моей попыткой исправить наши ошибки как пары. Он был не одинок в нашем падении, мне тоже нужно было кое-что исправить внутри себя. Мне нужно было понять, как быть сильной без него, чтобы я могла быть еще более стойкой
— Ты самый храбрый человек, которого я знаю.
— Не пускай дым мне в задницу, — пошутила я, и Рид прыснул слюной, прикрыв рот тыльной стороной ладони.
— Только ты можешь шутить, пока я пресмыкаюсь и плачу.
Мой рот сжался:
— Я та, кто я есть.
Его глаза сияли:
— Завтра я ужинаю в «Блинном мире». В пять, и я буду там каждый день, пока ты не будешь готова простить меня. Как насчет того, — он остановился, засовывая руки в карманы, — как насчет того, чтобы встретиться со мной там, когда будешь готова?
— Ты возьмешь для меня вафли?
— Со взбитыми сливками.
Я рассмеялась, грустно, но в то же время с надеждой:
— Хорошо.
— Значит, это свидание?
— Это свидание.
Он улыбнулся, хотя улыбка была далеко не такой лучезарной, как обычно. Бросив на меня последний взгляд, полный тоски и потребности и, возможно, небольшого изнеможения, он повернулся и пошел прочь.
— Эй, Рид, — окликнула я.
Он остановился и повернулся ко мне лицом, покачиваясь на ногах.
— Расскажи мне что-нибудь настоящее.
Он на секунду задумался, а потом сказал:
— Я люблю тебя.
Он не стал дожидаться, пока я что-нибудь скажу в ответ, он сбежал вниз по лестнице, даже не взглянув на меня.
Оставшись одна, я разозлилась. Рид был моей грозой. Безжалостный и неумолимый. Хаотичный и непредсказуемый. Но я не хотела убегать от этого — больше нет, я хотела использовать этот шторм, чтобы поднять нас выше.
Просто… еще не время.
ДВАДЦАТЬ ТРИ
ВЫБИРАЙ «ДА» ИЛИ «НЕТ»
РИД