Читаем Дядя Фёдор, пёс и кот полностью

В доме у Печкина мебели не густо было. Печь огромная, стол, шкаф и три табуретки. Ещё радиоточка. Для такого большого количества гостей пришлось у соседей лавку брать. Печкин гостям обрадовался, чаю накипятил, баранок на стол положил очень много. Если на столе сначала спичку положить как цифру один, а потом эти баранки, цифра в много-много миллиардов рублей получилась бы. И ещё всякое варенье кругом стояло, и конфеты.

А отдельно в углу на печке под крышкой специальное блюдо для почётных гостей вкусно картошкой пахло.

– Дорогой Печкин, – сказали наши гости, – поздравляем тебя с днём рождения.

Девочка Катя добавила:

– Сейчас мы все будем чай пить. А вы, Игорь Иванович, сидите и не шевелитесь. Я буду вас рисовать.

Печкин успел одну баранку схватить, тарелочку с конфетами придвинуть и сел у окошка. Потом говорит:

– Нет, так неправильно. И так никто не догадается, что я почтальон. При мне сумка должна быть и велосипед.

Он быстро сбегал в сарай, прикатил велосипед, надел на себя плащ почтальонский и сумку. И только тогда уселся у окошка.

Получилось очень красиво. Потому что ещё вдобавок к Печкину в окне было много природы с речкой.

Дядя Фёдор говорит:

– Я сейчас хочу загадку загадать. Она очень к теме относится. Хотите?

– Конечно, хотим!

– Тогда слушайте:

Кто стучится в дверь ко мнеС толстой сумкой на ремне?
Это он, это он,Это сельский…

– Мальчуган, – догадался Шарик.

– Почему мальчуган? – удивился дядя Фёдор. – И зачем ему толстая сумка?

– Как зачем? – отвечает Шарик. – Макулатуру собирать. У нас в городе мальчики всегда макулатуру собирали.

– Да никакой это не мальчуган. Это же специальное поздравительное стихотворение. Слушайте внимательно:

Кто стучится в дверь ко мнеС толстой сумкой на ремне?Это он, это он,Добрый сельский…

– Председатель! – радостно закричал Шарик.

– Какой такой председатель?! – удивился дядя Фёдор.

– Председатель колхоза.

Дядя Фёдор спрашивает:

– А сумка здесь при чём?

– Налоги собирать. Он с сумкой за налогами пришёл.

Дядя Фёдор даже обиделся. Но тут его девочка Катя выручила. Она сказала:

Это он, это он,Добрый сельский почтальон.Живёт он возле речки,Наш знаменитый Печкин.

Очень хорошее поздравительное стихотворение получилось.

Тут и Шарик завёлся:

– Я хочу свой вклад внести. Я тоже хочу этот праздник увековечить.

Он за своим фоторужьём помчался. Прибежал и стал всё и всех подряд фотографировать. Чтобы можно было потом из отдельных снайперских кусочков большое праздничное фотополотно создать.

Тут Печкин разошёлся. Решил для гостей русскую народную песню спеть. И так жалостливо запел:

Степь да степь кругом,Путь далёк лежит,Там, в степи глухой,Замерзал ямщик…

В конце он даже заплакал:

– Эта песня про моего дядю.

– Почему? – удивились все.

– Он тоже глухой был.

Портрет Печкина был почти готов.

Печкин в плаще и с сумкой сидел на велосипеде около стола с блюдечком чая в руках и смотрел в даль на природу. Очень он был похож на полководца Суворова перед Альпами.

Все были довольны портретом, кроме Матроскина. Опять эта Катя высовывается. И так дядя Фёдор с неё глаз не сводит.

Кот Матроскин таким ласковым голосом сказал:

– Дядя Фёдор, а уже грибы пошли. Мы специально для тебя один гриб поджарили. Хочешь попробовать?

– А вы как же? – спросил дядя Фёдор.

– А мы уже ели.

– Ладно, – говорит дядя Фёдор. – Давайте ваш гриб.

Матроскин ему торжественно гриб принёс, и дядя Фёдор начал его пробовать.

– Тьфу ты! – говорит он. – Какой удивительный гриб!

– Почему удивительный? – спрашивает Матроскин.

– Удивительно невкусный. Мочалку в гуталине напоминает. А что, других грибов в лесу не было?

– Не было, не было, – говорит противный Матроскин. – Один гриб на весь лес только и был.

– Лучше бы вы его в лесу и оставили. Может быть, он бы дозрел и вкуснее стал. А может быть, просто бы сгнил. Спасибо. Очень невкусно было. Мне больше не надо.

Тогда решили на этом праздник заканчивать. А дядю Фёдора домой спать повели.

Около дома девочки Кати они расстались. Договорились завтра с утра новые журналы географические смотреть, которые Катиному папе из Америки пришли.

Матроскин даже загрустил:

– Завтра дядя Фёдор про Катю забудет. Значит, журналы смотреть не придётся. А там, наверное, так много про моря и океаны. Поторопились мы с этим колдовством.

Как только они в свой домик пришли, дядя Фёдор сразу спать захотел.

– Что-то у меня эта кружится… как её… голова. Положите меня спать. На эту, как её… кровать.

Кот и пёс его быстро раздели и на кровать положили.

Дядя Фёдор попросил:

– Матраскин, принеси воды мне попить.

– Я Матроскин, – обиделся кот.

– Давай я принесу, – сказал Шарик и воду принёс. – Вот, пей, дядя Фёдор.

– Спасибо тебе, Кубик.

– Я не Кубик, – обиделся Шарик.

– Ах, да! Я забыл. Спасибо, Рубик, – сказал дядя Фёдор и заснул.

Перейти на страницу:

Все книги серии Простоквашино

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза