#Диалоги

И Пете показалось, что померкли звуки вокруг. Что нет больше разгневанных родителей учеников, сплетен, плохой погоды. Есть крошечное счастье в сердце одного человека, который стал мамой, тихим ветром проникавшее в души всех людей, сидящих в школе. Он не мог это видеть, но он чувствовал, как из кабинета в кабинет заходят слова. Как ставятся на стол чашки, как откладываются телефоны. Как…улыбаются люди.

…— Полина, — услышал Петя голос и проснулся, сонно моргая. — Дочку Марии Петровны зовут Полина.

С того момента, когда хозяйке сообщили новость, прошло несколько дней. Но в школе всё ещё сохранялось тепло, которое с порога окутывало входящих. Рядом с хозяйкой стояла другая учительница и что-то рассказывала.

— …И родилась она за несколько дней до 8 Марта.

Петя посмотрел на крошечное каланхоэ, усыпанное множеством цветочков. Полина. Его сестрёнка, принесённая мальчиком 7 марта…

— И знаете, что самое трогательное в этом истории?

Я оторвался от чтения.

— Совпадение имён?

— Не только. Все берегли счастье Марии Петровны так, словно оно было их собственное. В каждом ведь коллективе есть нехорошие люди, сами понимаете. И одной такой женщине никто ничего не рассказывал. Все молчали. У каждого были свои обиды и ссоры, но, несмотря на это, все встали вокруг человека невидимой стеной.

Мы помолчали. Поезд стучал.

Я не знал, что сказать ей. История звучала наивно. Нереально. И только я знал, что всё это было. Как сказать ей об этом? Да и стоит ли говорить?

— Эта история звучит…глупо. Наивно. Странно. Но вы…вы ведь писатель? Напишите об этом книгу, — неожиданно попросила девушка. — Никто никогда не поверит, что это правда. А в книге возможно всё. Пусть хотя бы там живёт каланхоэ. Вы знаете, я потом пересадила и Петю, и Полину. И Полина покрылась невероятной красоты бутонами. Её отросточек я отдала коллеге, которая новость и рассказала. И он тоже зацвёл. Робко, несмело, вытянув маленькие, но крепкие ручки — листики. Расскажите. Вложите то, что я не смогла передать словами. Вам поверят.

— Не могу, — сказал я.

Девушка непонимающе посмотрела на меня.

— Не могу. Я не должен. Вы правы: это ваша личная история, понимаете? Такое не рассказывают. Такое берегут. Есть чудеса, о которых молчат. Молчат, чтобы потом увидеть вновь. Расскажете — вам рассмеются в лицо. Люди, увы, жестоки.

Она встала, взяла ромашки и пошла к выходу.

— Подождите, — я бросился за ней. — Вы сказали, что писали другие истории. О чём они?

Она меня не слышала. Я пробирался через брошенные на пол чемоданы, спотыкался, цеплялся за рюкзаки. Магический реализм. В мире литературы это называется именно так. Она права: это то, о чём говорят только в книгах. Редчайшее явление, ценнейший дар. То, во что невозможно поверить, пока оно не произойдёт с тобой.

Люди, сидящие в вагонах, говорили, спорили, кричали. Из рюкзаков выбирались их призраки прошлого: воспоминания, обиды, страхи. Страшные уродливые существа, которые душили собственных хозяев. И неожиданно я, добравшись до края вагона, спросил сам у себя: а я готов? Я готов принять любого человека? Или я тоже выпущу колючки, спрячусь, стану ёжиком?

Я нашёл её в самом конце последнего вагона. Она стояла на крошечном огороженном балкончике, обнимая ромашки. Запыхавшийся и запутавшийся, я распахнул дверь. Поток летнего ветра словно пробудил меня ото сна, и я понял: если я не напишу её историю, то больше не смогу написать ничего. Вот только…что это будет за история?

— Подождите, — выдохнул я. — Вы сказали, что хотели писать. Если бы прямо сейчас вам предложили создать книгу, о чём бы она была?

Я задумалась.