Диаспора

Мысли сироты никогда не ужимались до простой порядковой последовательности - нет, символы вспыхивали все более яркими, красочными и сложными каскадами фейерверков, положительная обратная связь обостряла фокус, разум резонировал в такт наиболее сильно выраженным идеям. Сирота обучилась выделять один или два главных потока данных из бесконечного символьного потока. Постепенно она наловчилась также описывать и собственные переживания.

Сироте было почти пол-мегатау от роду. Ее активный словарь исчислялся десятью тысячами слов, были у новорожденного простой поток сознания и кратковременная память, а ожидания про-

стирались на несколько тау в будущее. Но представления о себе и своем месте в мире оно пока не имело.

Концепторий после каждой итерации картировал растущий разум, скрупулезно отслеживая эффекты рандомизированных ин-детерминированных полей. Разумный наблюдатель эту информацию визуализировал бы как тысячу взаимопереплетенных ажурных фракталов - перистых, спутанных, точно в невесомости выращенных кристаллов, ветвившихся еще более тонкими отростками, что тянулись через маткопамять по мере того, как шли считывание и активация полей. Влияние их диффундировало через сети. Но концепторий не занимался визуализациями, он попросту обрабатывал данные и делал из них выводы.

До настоящего момента вреда от мутаций зафиксировано не было. Каждая индивидуальная структура в мозгу сироты функционировала в примерном соответствии с ожиданиями, библиотечный траффик и потоки пробоотбора данных не выказывали примет зарождающихся глобальных патологий.

Если бы обнаружилось повреждение психобластулы, концепторий в принципе мог бы прервать процесс, вмешаться в маткопамять и восстановить каждую пораженную злокачественными новобразованиями инфоструктуру. Последствия этого, однако, представлялись такими же непредсказуемыми, как и последствия проращивания самого семени. Локальная инфохирургия могла вызвать несовместность с остальной частью психобластулы, а вмешательство достаточно массированное и резкое, чтобы во всяком случае гарантировать успех, могло обратиться против себя же, по сути выскоблив исходную психобластулу и заменив ее ансамблем запчастей, клонированных по образцам предыдущих здоровых версий.

В ничегонеделании тоже были свои риски. Как только психобластула обретала самосознание, ей гарантировались права гражданства, а вмешательство против воли гражданина считалось немыслимым. Это было не просто узаконено или закреплено обычаем; принцип был вмонтирован на самом нижнем уровне полисного кода. Гражданин, скатившийся вниз по психоспирали в безумие, мог провести долгие тератау в состоянии душевного помешательства и боли, если разум его был слишком исковеркан, чтобы высказать авторизованную просьбу о помощи или взмолиться об удалении. Такова была цена автономии: неотчуждаемое право на безумие и страдания, неотделимое от права на уединение и мирное существование.

Поэтому граждане полиса Кониси запрограммировали кон-цепторий на крайнюю осторожность. Устройство продолжало наблюдать за развитием сироты, готовое прервать психогенез при первых признаках критических ошибок.

Вскоре после пятитысячной итерации целеполагающий навигатор вывода сироты начал тянуть одеяло на себя. Навигатор вывода был настроен на обратную связь, на адресацию себя к чему-то или кому-то, выказавшему отклик. А вот навигатор входящих данных приучился ассоциировать себя исключительно с полисной библиотекой; привычка эта сформировалась давно и неоднократно вознаграждалась с избытком. Оба навигатора могли обращаться по тем же самым адресам, действуя равноправно - так гражданин получал возможность говорить и слушать в одно и то же время: полезный навык общения. Это означало, что поток речи и изображений от сироты поступал в библиотеку - а та его полностью игнорировала.

Столкнувшись с абсолютным ее равнодушием, навигатор вывода послал подавляющие сигналы в сеть поиска различий, препятствуя дальнейшему воспроизведению сладкозвучных и чарующих картинок из библиотеки, и тем вмешался в работу навигатора ввода. Сцепившись в диком хаотичном танце, навигато-

ры заплясали от окружения к окружению, от полиса к полису, от планеты к планете. Они искали, с кем бы им поговорить.

Тысячи случайных сполохов физического мира встретились им: вот радарная картинка пылевой бури, ярящейся над дюнным морем близ северной полярной шапки Марса; вот бледный инфракрасный плюмаж маленькой кометы, распавшейся в атмосфере Урана - событие это произошло десятилетия назад, но застряло в различающей памяти спутника. Навигаторы даже ухватились за трансляцию в реальном времени, которую вел пролетавший над восточноафриканской саванной автономник, наблюдавший за львиным прайдом. В отличие от быстропеременчивых изображений библиотеки, картинка автономника была неприятно статичной, и через несколько тау навигаторам она надоела. Они двинулись дальше.