– Возможно, – сказал Джонни Пай, – но понимаете, я теперь старик. Поглядеть на меня – не поверишь, но это так. И мои друзья – нет их больше, ни Сюзи, ни мальчика, а с молодыми не сходишься так близко, как раньше, не считая детей. И жить, и жить до Страшного суда, когда рядом нет никого понимающего, с кем поговорить, – нет, сэр, предложение ваше великодушное, но принять его, как хотите, не могу. Пусть это у меня недостаток патриотизма, и Мартинсвилл мне жаль. Чтобы видный горожанин дожил до Страшного суда – да это вызвало бы переворот в здешнем климате и в торговой палате тоже. Но человек должен поступать так, как ему хочется, хотя бы раз в жизни. – Он умолк и поглядел на точильщика. – Каюсь, – сказал он, – мне бы очень хотелось переплюнуть Айка Ливиса. Его послушать – можно подумать, что никто еще не доживал до девяноста лет. Но надо полагать…
– К сожалению, полисов на срок мы не выдаем, – сказал точильщик.
– Ну ничего, это я просто гак спросил. Айк-то вообще молодец. – Он помолчал. – Скажите, – продолжал он, понизив голос, – ну вы меня понимаете. После. То есть вероятно ли, что снова увидишь, – он кашлянул, – своих друзей, то есть правда ли то, во что верят некоторые люди?
– Этого я тебе не могу сказать, – ответил точильщик. – Про это я и сам не знаю.
– Что ж, спрос не беда. – сказал Джонни Пай смиренно. Он вгляделся в темноту. От косы взвился последний сноп искр, потом вжиканье смолкло. – Гм, – сказал Джонни Пай и провел пальцем по лезвию. – Хорошо наточена коса. Но в прежнее время их точили лучше. – Он тревожно прислушался, огляделся. – Ой, господи помилуй, вот и Элен меня ищет. Сейчас уведет обратно в дом.
– Не уведет, – сказал точильщик. – Да, сталь в этой косе недурна. Ну что ж, Джонни Пай, пошли.
Из цикла «Фантазии и пророчества»
Колокола пророчат[25]
Быть гением мало – надо соответствовать времени. Родившись в эпоху глубокого спокойствия, Александр Македонский едва ли взбудоражил бы мир, а Ньютон, выросший в воровских трущобах, вряд ли изобрел бы что-либо, кроме новой хитроумной отмычки…
(Далее выдержки из писем кавалера ордена Бани, генерала Чарльза Уильяма Джеффри Эсткорта, адресованных его сестре Гарриет, графине Стоукли, представлены с разрешения семьи Стоукли. Купюры обозначены многоточиями – вот так: …)
Дорогая моя сестра:… Хотел бы я, чтобы мой превосходный парижский врач выбрал для моего выздоровления какое-нибудь другое место. Однако он свято верит в воды Сен-Филиппа, а я свято верю в него, так что придется мне смириться с парой унылых до зевоты месяцев, пока не улучшится мое состояние. Впрочем, тебе предстоит получать от меня длинные и, боюсь, скучные письма. Не жди в них сплетен Бадена или Экса – если не считать водолечебниц, Сен-Филипп – лишь один из дюжины белых городков на этом приятном побережье. В нем есть и хороший, и скверный постоялые дворы, есть пыльная маленькая площадь с неизменно пыльным блохастым нищим, есть почтовая станция и променад с чахлыми липами и пальмами. Поднявшись повыше в ясный день, можно увидеть Корсику и удивительную средиземноморскую синеву. Признаться, все это весьма мило, и тем, кто прошел индийскую кампанию, подобно мне, грех жаловаться. В «Белой лошади» ко мне почтительны – разве я не английский милорд? – и мой славный Гастон преданно обо мне заботится. Но в маленьких городках на водах не в сезон царит скука смертная, к которой наши галантные противники, французы, в провинции умеют приспособиться изысканнее, чем в любой другой стране мира. Можно ли вообразить, чтобы ежедневное прибытие дилижанса из Тулона вызывало ажиотаж? А между тем, уверяю, у меня вызывает, как и у всего Сен-Филиппа. Я прогуливаюсь, лечусь водами, читаю Оссиана, играю в пикет с Гастоном, и все же кажется мне, будто я жив лишь наполовину…