Дьявол по соседству

Ему нужно взять себя в руки и начать действовать, как коп. Клятый Гринлон превратился в гребаную зону боевых действий, и кому-то нужно начать улаживать дела, и этот "кто-то" просто случайно оказался Рэем, мать его, Хэнселом. И если тебе пнули по яйцам, это не значит, что ты должен сложиться пополам и расплакаться, и до конца жизни вести себя, как баба.

Нет уж, это совсем не дело.

В этот мир открылась некая мерзкая дверь, все темные, ползучие твари выбрались наружу и устроили себе настоящий отжиг. И чтобы захлопнуть эту дверь потребуется несколько серьезных профессионалов, способных надрать задницу.

Хэнсел понимал, что ему нужно быть готовым.

Но... черт... это распространяется повсюду. Он не может сражаться в одиночку, это просто невозможно. Что, черт возьми, это может быть?

Он завел двигатель и поехал по Мэйн-стрит, на первом же углу повернул и двинулся в южном направлении. Он выберется за город, доедет по проселочной дороге до шоссе, найдет людей, нормальных людей, начнет собирать гребаные войска, как Паттон на Рэйне со своей Третьей армией. Порвем их всех, как тузик грелку.

Проезжая по Провиденс-стрит, одной из главных магистралей, проходящих от одного конца города до другого, он видел разбитые машины, тела на земле, сожженные дома и брошенный городской транспорт. Он видел даже пожарную машину, с открытыми дверями, раскатанными шлангами, подсоединенными к ближайшему гидранту. При этом рядом не было ни одной живой души, обслуживающей их.

Это будет крупнейший и страшнейший кабздец, который когда-либо видел этот мир. Спустя многие годы люди будут ломать над ним голову.

 То есть, если кто-то останется.

 Если безумие не будет длиться вечно.

 Если я доживу.

 Если вся клятая страна к тому времени не превратится в скотобойню.

 Если...

 Если...

Если...

Если цивилизация сможет пережить эту лихорадку, вся клятая страна, весь клятый мир станет похож на гнилую тушу, и СМИ, словно стервятники, обглодают ее до костей. Пятно этого дня и последующих не смоется еще сотню лет.

Хэнсел продолжил движение, затем замедлился... замедлился, потому что что-то было не так. У него с головой у него... что-то было не так. Будто в череп к нему проник рой черных мух и с гудением заполнял его. Хэнсел ударил по тормозам, и машина, немного проскользив, остановилась. Какое-то время он будто не мог вспомнить, что делал, и даже кем был. Словно некое разрушительное влияние захватило его разум, уничтожив то, кем или чем он был.

Он сидел за рулем, разинув рот и выпучив глаза.

Затем увидел свое отражение в зеркале заднего вида и едва не закричал. На него смотрел незнакомец. Извращенная карикатура на него самого... нечто безумное и порочное.

Это происходит, - прозвучал тоненький голосок у него в голове. Происходит с тобой прямо сейчас, Рэй. Именно так бывает, когда дверь твоего разума распахивается, и наружу выпрыгивают черные, трепещущие, забытые твари...

Такими были его мысли.

Но Хэнсел недолго размышлял или даже понимал ход этих мыслей, потому что внезапно он исчез. Остался кто-то или что-то другое, а рациональной мысли, как таковой, больше не было.

Он спокойно припарковал машину.

Взял дробовик и вышел на солнечный свет. Почувствовал его тепло, последний горячий вздох умирающего дня.

Откуда-то изнутри на него кричал голос, но он его не слушал.

Он ахнул. Рот у него наполнился слюной. Он дрожал и потел, сердце бешено стучало. В районе промежности стало сыро. Хэнсел поднес дуло дробовика ко рту, держа пальцы на спусковом крючке.

 Черт возьми, Рэй, не дай этому случиться. Сопротивляйся, борись.

Он не сделает этого, не сможет сделать. Засовывать ствол себе в рот было против его принципов. Да, борись. Он должен бороться. Поэтому он напряг мышцы, но они были мягкими и податливыми, как пудинг. Он больше не контролировал их, как и свой мочевой пузырь. Он сопротивлялся, хотя это было бессмысленно. Его руки подняли дробовик вверх. Дуло то поднималось, то опускалось, пока не оказалось на одном уровне с лицом. Рот у Хэнсела открылся, чтобы принять в себя ствол. Откуда-то изнутри раздался длинный, сдавленный стон.

Дуло дробовика скользнуло в рот, холодное, металлическое, с привкусом машинного масла.