В связи с получением этой «милости» от русской императрицы уместно вспомнить о такой черте характера Дидро, как отзывчивость и стремление помогать другим людям. По свидетельству его дочери, Дидро всегда откликался на просьбы даже посторонних людей и старался быть полезным своим друзьям: «Три четверти его жизни были положены на то, чтобы помогать всем тем, кто нуждался в его деньгах, его талантах или хлопотах»[208]
. Философ, конечно, был искренне благодарен Екатерине II и отныне старался по мере возможности оказывать ей услуги, главным образом, в ее культурных начинаниях.Одним из наиболее важных событий в этом плане было приглашение в Россию в 1766 году по предложению Дидро скульптора Э. М. Фальконе, которому предстояло создать памятник Петру I. Эта деятельность философа отнюдь не была ни бестолковой, ни угодливой, как утверждали А. Лортолари и его единомышленники[209]
. Даже если бы она ограничилась посредничеством в приглашении Фальконе, она имела бы непреходящее культурно-историческое значение. Это сразу же сумела оценить Екатерина II, писавшая госпоже Жоффрен: «Дидро доставил мне человека, которому нет подобного, это Фальконе, он вскоре начнет статую Петра Великого; если есть художники равные ему по таланту, то смело можно сказать, что никто из них не может сравниться с ним в чувствах, словом, он друг души Дидро»[210].Дидро во Франции, действительно, оказал ряд ценных услуг Екатерине II. Он убедил дипломата и писателя К. К. Рюльера не публиковать «Анекдоты русской революции в 1762 году», в которых в невыгодном свете была представлена роль Екатерины в дворцовом перевороте[211]
. Дидро вместе со своим другом русским послом в Париже Д. А. Голицыным содействовал покупке уникальных коллекций живописи (Генья, Троншена, Кроза-Тьера и др.), которые составили ядро эрмитажной коллекции живописи[212]. По мнению Д. А. Голицына, Дидро при покупке коллекции Кроза сумел сэкономить императрице по меньшей мере 200 тысяч ливров[213]. Помогая императрице в приобретении художественных коллекций, Дидро навлек на себя гнев любителей искусств во Франции, о чем сообщал в письме к Фальконе: «Публика ненавидит меня самым решительным образом, и знаете ли вы, почему? Потому что я посылаю вам картины. Любители искусства поднимают крик; художники поднимают крик; богачи поднимают крик. Несмотря на этот крик и этих крикунов, я буду идти своим путем, и к черту их всех… Императрица получит кабинет Тьера (Пьра Кроза, барона де Тьера. –О своем стремлении отблагодарить Екатерину II Дидро писал И. И. Бецкому, бывшему главным помощником императрицы в вопросах культуры: «Я обещаю, что прежде чем умереть, я возведу в честь нее пирамиду, которая достигнет неба…» Он также извещал Фальконе: «Если я когда-нибудь приеду в Петербург, я принесу в руках свою пирамиду»[216]
. О чем же шла речь? Свое обещание философ конкретизировал следующим образом: «Я занялся работой над общим словарем, где будут объяснены, определены и описаны все термины; вы понимаете, что подобный труд может совершиться только тогда, когда науки и искусства достигнут высшей степени совершенства; вы понимаете, что это является средством доставить рождающейся нации всю работу, все просвещение трех или четырех веков цивилизованной нации…» Веря в возможность трансплантации культуры средствами языка, Дидро надеялся, что его «пирамида», основанная на «Энциклопедии», будет переведена на русский язык и поспособствует прогрессу нравов, а значит, цивилизации России. Несколько самонадеянно и в то же время смело Дидро полагал, что научная методология позволит ему улучшить характер и нравы целой нации. Однако его корреспонденты в России (Бецкой и Фальконе) дали ему ясно понять, что в России ждут не «пирамиду», а его самого[217].