Диета для камикадзе

Пока я с ним разговаривала, пока сидела и обмозговывала сложившуюся ситуацию с Юрой, маленькая стрелка часов перешла на цифру десять. Я протянула руку к телефону.

– Вряд ли, – остановил меня Слава. – Первое, что она делает, приходя на работу, так это проверяет, на месте ли мы.

– Я все равно позвоню.

– Если надо, звони, – равнодушно пожал плечами Куприянов.

Назло Славе звонить я не стала – вышла из кабинета, чтобы пойти к начальнице и без свидетелей поговорить с ней.

– Вера Ивановна, к вам можно? Простите, я к вам позже зайду, – осеклась я, увидев, что та не одна.

Спиной к двери сидел худощавый мужчина в джинсах и клетчатой рубашке. В правой руке он держал тонкую папку, которой обмахивался словно веером. Видимо, Вера Ивановна пришла совсем недавно, если еще не успела включить кондиционер.

Я уже готова была закрыть за собой дверь, но Вера Ивановна меня остановила:

– Вика, подожди, – сказала она, потом перевела взгляд на посетителя: – Можно?

Мужчина обернулся и пристально на меня посмотрел. На вид ему было не больше тридцати. Взгляд цепкий и немного нагловатый. На щеках двухдневная щетина. Зато стрижка практически под ноль.

– Да-да, конечно, – кивнул он.

– Вика, тут к нам из полиции пришли, – вздохнула Вера Ивановна.

Ей даже не надо было его представлять. Я сама догадалась, откуда этот мужчина. Так может смотреть либо вышестоящее начальство, либо люди из правоохранительных органов. Вышестоящее начальство я знаю в лицо – остается второе.

– Хотят поговорить.

– Со мной? – напряглась я.

– Не с тобой конкретно. Антон Леонидович пришел поговорить о Юре с его коллегами. Раз ты зашла… В конце концов, вы в одном кабинете сидите, – мямлила Вера Ивановна. Она явно хотела, чтобы характеристику Юре дала я. – Познакомьтесь. Виктория Викторовна Зайцева. Наш бухгалтер.

– Присаживайтесь, Виктория Викторовна, – Антон Леонидович указал мне взглядом на стул.

– Спасибо. А… – протянула я, изобразив на лице недоумение, – что-нибудь еще случилось?

Он проигнорировал мой вопрос, зато задал ряд своих. Как долго я знаю Егорова? Какие у меня с ним сложились отношения? Есть ли общие друзья и знакомые? Еще поинтересовался, замужем ли я. К чему такой вопрос, я не поняла.

И в завершении он спросил:

– Ничего странного в поведении Юрия Егорова не замечали?

– Я? А что вы имеете в виду?

– Ну там излишняя агрессивность или нервозность.

– Вы по поводу наезда на пешехода? Вы не подумайте, он не нарочно на него наехал. Он очень раскаивается. Я вчера была у него, – доложила я, мельком взглянув на Веру Ивановну. – И знаете, он не в себе был: переживал, корил себя, места не находил.

Брови Антона Леонидовича поползли вверх.

– Вот как? Значит, вы вчера были у него, – ухватился он за мои слова. – Переживал, говорите? А когда это было?

Я никак не могла понять, как себя вести со следователем, чтобы не сболтнуть лишнего и не навредить Юре, а заодно и себе. Мне было чего опасаться: Антон Леонидович мог подумать, будто после разговора со мной Юра пошел разбираться с пострадавшим. Я-то знаю, чем закончилась эта встреча. Доказывай потом, что я Юру против Пискунова не настраивала.

В этот момент я вспомнила, что легкая степень придурковатости делает человека практически неуязвимым.

– В котором часу переживал? – переспросила я, наивно захлопав ресницами.

– Были у него! – повысил на меня голос Антон Леонидович, раздраженный моею несообразительностью. А вот это он зря!

– После работы зашла, – пожала я плечами. – Шесть было точно. Посидели мы недолго, чаю попили, я его успокоила и пошла домой.

– Интересно, как это вы его успокоили? – ехидно улыбаясь, спросил он.

– Посочувствовала. Призвала надеяться на лучшее. Авось обойдется всё: кости пострадавшего срастутся, сотрясение мозга не даст последствий. Юра со мной согласился.

– А Егоров навестить пострадавшего не собирался?

– Собирался, но исключительно с благими намерениями, – подчеркнула я. – Прощения попросить и денег на лечение предложить.

– Н-да, благими намерениями выложена дорога в ад, – заметил Антон Леонидович.

– Почему в ад? Простите, я не понимаю. По-моему, это хорошо, когда человек раскаивается и попросит прощения.

– Ну, это смотря как просить, – хмыкнул он и выжидающе на меня посмотрел.

Ему давно пора было прояснить ситуацию, но он отчего-то медлил. А я не решалась признаться в том, что некоторые наши сотрудники уже в курсе того, что вчера произошло в больнице.

– И как, по-вашему, Юра мог просить прощения? – с вызовом спросила я.

– Он пытался убить пострадавшего, – без эмоций доложил Антон Леонидович.

Очевидно, Вера Ивановна была уже в курсе, потому как с ее стороны никакой реакции не последовало.

Зато я, не сдержавшись, воскликнула:

– Не верю! Кстати, я по просьбе руководства была у пострадавшего, и знаю, какой он вредный. Но Юра никак не мог наброситься на него с кулаками. Егоров – воспитанный молодой человек, немного безалаберный, но добрый и безобидный.

– Безобидный… Кстати, кто сказал, что ваш Егоров учинил драку?

– Я только предположила. Вы же не говорите, как Юра, по-вашему, собирался отправить потерпевшего на тот свет.