– Да? Ну слава богу, – обрадовалась Вера Ивановна за абсолютно чужого ей человека. Хотя, скорей всего, радовалась она за Юру – все ж меньше обвинений будет в его адрес.
– Пискунов меня спрашивал, – растеряно доложила я. – Вы не будете против, если я к нему схожу? После обеда. – Я посмотрела на часы. Уже было без четверти двенадцать.
– Иди, конечно. Заодно все и узнаешь, – вздохнула она и запричитала: – Вот Юрке не повезло.
Я с благодарностью посмотрела на Веру Ивановну.
– Слушай, а передача пострадавшему понравилась? – спросила Вера Ивановна, остановив меня у порога.
Я обернулась. Что сказать? Я только пожала плечами.
– Роллы, наверное, ему принесла? Нашла, что нести! Он человек старой формации, к экзотике не привык. Вика, ты попроси Олега налить в контейнер супа на кокосовом молоке с креветками. Или бульон с пельменями пусть упакует. Уверена, горячий супчик ему понравится.
Мне, кстати, тоже наши супчики нравятся, в особенности Эби Тай Сиро, о котором упоминала Вера Ивановна. Кокосовое молоко в качестве основы для супа напоминает бульон, заправленный сливками. В этом супе очень хорошо сочетаются кусочки баклажанов и креветки. Бульон с пельменями – гедза мисо – тоже хорош. Вопрос в другом – не будет ли Аркадий Петрович опять крутить носом? А если ограничиться рулетом с яблоками и корицей? В этом случае я ничего не разолью по дороге и не буду переживать, что суп уже остыл.
Вернувшись в кабинет, я пятнадцать минут работала в поте лица – на большее меня не хватило, – потом собрала свои вещички и, не отчитываясь перед Куприяновым, выскользнула за дверь.
Пред тем как ехать в больницу к Пискунову, я решила навестить Егорова: надо было предупредить, насколько серьезно против него настроен следователь. А во-вторых, хотелось узнать, чем в действительности закончился вчерашний разговор с пострадавшим.
Прежде чем Юра удосужился мне открыть, мне пришлось простоять под дверью минут десять. Я звонила, стучала и не уходила, надеясь на то, что если не он, то хоть соседи выглянут на шум и расскажут, приходили за ним из полиции или нет.
Наконец-то щелкнул замок.
– Спал, что ли? – спросила я, разглядывая помятое Юркино лицо.
Он стоял передо мной в одних трусах и отводил взгляд в сторону. Его явно штормило. Принюхавшись, я уловила запах крепкого перегара. Что это? Вчерашнее не выветрилось? Или уже сегодня успел опохмелиться? Юра, Юра, что же ты делаешь?
– Да, что-то неважно себя чувствую. В сон клонит, страшное дело, – сказал он, одной рукой прикрывая рот ладонью, а второй опираясь о стену.
– Ты пил? Идиот, – не сдержалась я. Юра потупил взгляд. – Ну ты даешь! Ты вчера к Пискунову ходил?
– А? Ну да. Вика, может, по кофейку? Плохо мне что-то.
Мы переместились на кухню. На этот раз сервировкой занялась я: включила электрочайник, поставила на стол чашки и банку с растворимым кофе.
Юра сидел на стуле как изваяние, как будто спал с открытыми глазами. Он даже не удосужился по пути на кухню надеть шорты или накинуть на себя халат. Ну да ладно, вполне возможно, ему действительно было плохо.
– Пей, – велела я, подвигая к нему чашку с крепким и горячим кофе.
– Спасибо.
– Ты вчера у Пискунова был? – повторила я вопрос, когда содержимое чашки сократилось вдвое, а Юркин взгляд стал более осмысленным.
– Был, – без энтузиазма молвил он.
– Поговорил?
– Да.
– И что? – из него все приходилось тянуть клещами. – Давай, рассказывай.
– А что рассказывать? – вяло спросил он, беся своей пассивностью. Его будущее весело на волоске, а он нюни распустил и, что еще хуже, нашел утешение в бутылке!
– Всё! Абсолютно всё! Как пришел, как тебя Пискунов встретил, как вы расстались? Юра, пойми, твое будущее под большим вопросом.
Юрка попробовал пошутить:
– Меня расстреляют?
– К смертной казни тебя не приговорят, но срок могут вкатать приличный. Ты в курсе, что Пискунов провел ночь в реанимации?
– Да ладно, – не поверил он. – С чего ему попадать в реанимацию? Когда я уходил, он хорошо себя чувствовал. Правда!
– Возможно, – пожала я плечами. – А потом он потерял сознание, и его едва откачали. Юра, ты понимаешь, что тебя обвиняют в попытке отравить Пискунова? – Я была к нему безжалостна. Шоковая терапия должна была воздействовать отрезвляюще.
– Вика, но ты же не веришь в это? Как я мог его отравить? Чем и зачем?
– Верю, не верю… Давай выкладывай, что вчера произошло. Во всех подробностях.
– Ничего особенного, – опять сник Юра.
– Юра! – укоризненно покачала я головой. – Я же просила, соберись.