– Как дела у нашего парня?
Такой простой вопрос, а на меня накатывает внезапное чувство вины.
– Он уснул. Он принял какие-то таблетки, которые его вырубили.
– Уверен, ему нужен отдых. Это был тот еще денек. – Отец закрывает рот, чтобы не закашляться.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
Я заметила, что он кашлял и во время ужина.
Он отмахивается, несколько раз прочищая горло.
– Не надо было бегать по полям, вот и все. Значит… вы двое много успели сделать сегодня?
– Немного. Он вырубился довольно быстро.
– Какое-то время ты провела там. – В папином тоне есть что-то странное, что-то, что я не могу распознать.
Я бросаю взгляд на часы на стене. Почти одиннадцать.
– Я еще покормила Бандита, а потом… провела какое-то время за книгами. – Я запинаюсь на своих словах и отвожу взгляд, когда мои щеки вспыхивают, надеясь, что папа пока не умеет читать меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я что-то скрываю.
Но я не могу заставить себя признаться в том, что я только что сделала с Джоной.
Что, если отец скажет, что я переборщила?
Что, если он разочаруется во мне?
– Нашла что-нибудь интересное?
– Что?
– В тех книгах… – Папин взгляд падает на мои пустые руки.
– О. Нет, я не большой любитель чтения. Что-нибудь интересное по телевизору?
– Не-а. Я просто врубил его ненадолго. Вечером я немного посидел на крыльце. Вы с Мейбл постарались, чтобы оно выглядело неплохо. Вернули меня на несколько лет назад.
– Подожди, пока солнце не сядет.
У нас оказалось достаточно старых рождественских гирлянд, чтобы дважды обмотать ими потолок.
Отец вздыхает и, нажав кнопку питания, чтобы отключить изображение, бросает пульт на приставной столик.
– Может быть, завтра вечером. Сегодняшнее волнение вымотало меня.
– Да, я тоже очень устала.
Папа медленно поднимается со стула, забирая свою грязную кружку.
– Ты точно в порядке? Ты выглядишь немного… взволнованной.
– Я в порядке. Эй, во сколько ты собираешься уехать завтра утром?
– Наверное, как обычно. До шести, в любом случае.
– Мне стоит поехать с тобой, раз уж Джона никуда не поедет.
Отец смеется.
– Несколько швов на лбу не удержат его вдали от «Дикой Аляски», даже если он пока не может летать.
– Точно. Ладно.
«Отлично». Я поджимаю губы.
Отец бросает на меня еще один любопытный взгляд.
– Что ж, хорошо тогда. Увидимся утром.
– Ага.
Он замечает два чемодана, стоящие в дверном проеме возле кухни.
– Эй! Я же говорил, что они найдутся!
– Ага, они нашлись, – бормочу я себе под нос.
Рассказать ли ему, что сделал Джона? Какая-то часть меня хочет настучать на его золотого мальчика, но еще большая часть хочет сначала сама выслушать бредовые объяснения Джоны.
Кроме того, теперь это касается только его и меня.
Отец хмурит брови.
– Как они сюда попали?
– На такси. Как раз когда я возвращалась домой.
– Хмм… – Папа хмурится еще больше, словно знает, что это наглая ложь. Но потом он пожимает плечами. – Ну, теперь у тебя есть все твои вещи. Это замечательно. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, пап.
Он задерживается, чтобы одарить меня короткой, довольной улыбкой, а затем исчезает в своей комнате.
Я издаю дрожащий вздох, как только за мной закрывается дверь моей спальни. Джона получил по заслугам. Кроме того, я же не изуродовала его. И волосы отрастают. Если он предпочитает выглядеть так, будто ему самое место в пещере, и таскать за собой дубину, то ему не понадобится много времени, чтобы трансформироваться обратно.
Я начинаю распаковывать свои вещи.
Двести сорок четыре.
Кто-то пририсовал соски двумстам сорока четырем уткам. Это одна тысяча четыреста шестьдесят четыре соска, нарисованных вручную на кухне моего отца.
– Калла?
Я оборачиваюсь и вижу, что папа стоит в дверном проеме кухни.
– Привет! Я делаю нам кофе. Он почти готов.
Его удивленный взгляд переходит с меня на кофеварку, которая с шумом выпускает последние капли горячей жидкости из носика, а затем снова на меня.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Ага. Я не могла уснуть, поэтому решила подготовиться и поехать с тобой.
Папа изучает мои уставшие глаза, которые, кажется, не смогут замаскировать ни консилер, ни «Визин».
– Я тоже плохо спал прошлой ночью, – признается отец, и мешки под его глазами подтверждают это. – Держу пари, что, увидев Джону в таком состоянии, ты расстроилась.
– Ага, может быть.
Моя бессонная ночь связана с Джоной, но не столько с крушением, сколько с его потенциальным гневом, когда он проснется и обнаружит, что его обрили, подобно животному на ферме. Будет ли он смеяться над этим или мы вернемся к началу наших отношений – взаимной ненависти?
– В любом случае, я решила что могу начать день пораньше. С тобой.
– В этом нет ничего плохого. – Папа наливает себе чашку из кофейника и делает глоток. И начинает кашлять. – Сколько ложек ты положила?
– Столько, сколько было написано на упаковке. Он плохой?
Отец сжимает губы и качает головой, а затем отвечает сдавленным голосом.
– Он отличный.
Я одариваю его безучастным взглядом.
– Ты лжешь.
– Возможно, немного крепковат.
Он улыбается, делая еще один глоток, и отворачивается, чтобы спрятать гримасу.
– Мне жаль. Я не умею варить кофе. Тебе не обязательно его допивать.