Дикая охота. Колесо (СИ)

Ведьма молчала, ждала, когда дева вод продолжит. Та тоже коснулась пальцами нити энергии, к которой прикасалась Мара, и мягко подняла ладонь выше, к руке ведьмы.

- Все вокруг такое живое, Мара. Мы видим жизнь, мы ощущаем ее, всей своей бестелесной сутью и всем телом. Наш сон и впрямь короток – мы засыпаем уходим в вечную пустоту. Мы ощущаем, как время тянется сквозь нас. Но не всегда в этом есть тишь и покой. Во времена Белой Смерти наш сон затянулся, - она умолкла, и Мара повернула голову, чтоб видеть ее лицо, - И я впервые боялась, что не проснусь.

- Как это было? – тихо спросила ведьма. Лиреана в ответ пожала плечами.

- Как что-то неправильное, неестественное. То, что не должно было быть. Будто кто-то запер нас, и мы ощущали, как в нашей чистоте нас начинает губить холод. Мы почти умирали тогда.

Мара вновь подняла взгляд в небо. Она помнила Белую Смерть так смутно… Помнила лишь, что тогда погибла ее мать, зеленоглазая Виска. Помнила и то, что тогда впервые ощутила эту пустоту внутри себя – и абсолютную наполненность жизнью, когда зима закончилась. Лиреана верно говорила – Белая Смерть была абсолютно неестественной.

- Это было словно болезнь.

Лиреана кивнула, чуть хмуря тонкие брови.

- Да. Мне с тех пор почему-то тревожно перед Ночью Сна. Как бы снова вот так не заболеть.

Ведьма изогнула уста в ехидной улыбке.

- Ты живешь без малого тысячу лет, старушка, тебя уже никакая зараза не возьмет.

- Ах ты так?!

Лиреана принялась щекотать ведьму, и по лесу прокатился заливистый хохот. Ветер возмущенно шелестел листвой – нашли время дурачиться! Скоро буря придет, поглядим тогда на ваше веселье! Впрочем, разве может гроза причинить вред детям природы?

Золотые локоны и угольно-черные пряди смешались, разметались волнами на мягкой зеленой траве. Женщины лежали рядом, глядя в небо, медленно затягивающееся темными низкими тучами. Мара чувствовала, как они наливаются влагой, готовой вот-вот пролиться на землю. Раскаты грома слышались все ближе, и в темноте мелькали вспышки молний. Лиреана склонилась над ведьмой и поцеловала ее в лоб:

- Возвращайся в дом, колдунья. Сейчас начнется.

От девы вод пахло водорослями, глубиной и водяными лилиями. Мара усмехнулась уголками губ, ловя тонкими пальцами легкие пряди золотистых волос.

- Что мне дождь? Я не боюсь промокнуть.

Лиреана покачала головой:

- Возвращайся. Еще успеешь выкупаться в летнем дожде. А сейчас тебе нужно отдохнуть, я знаю.

Ведьма тоже знала. Поэтому не стала спорить с лиреаной и поднялась с земли. Ветер утих – еще несколько минут, и затишье сменится стрелами дождя и громовыми раскатами. Подобрав одежду, Мара обернулась к лиреане:

- И ты бы спряталась… Хотя да, нашла, кому говорить – деве вод.

Лиреана обворожительно улыбнулась, сверкнув темными, как ночь, глазами.

- Раз ты просишь – так уж и быть.

С этими словами златовласая девушка поднялась на ноги и направилась к пруду. Гладь даже не колыхнулась, когда лиреана вошла в воду. Казалось, она сама становилась водой. Золотистые волосы, коснувшиеся глади пруда, словно растворялись в темных глубинах, превращаясь в отсветы молний. Лиреана исчезла во тьме прохладных вод, уходя на мягкое дно в свою колыбель. Мара почти видела, как мирно спит дева вод среди стеблей водорослей.

Первые капли дождя настигли ведьму у самого дома. Тяжелая капля оставила след на бледной щеке, задержалась на подбородке, а затем затерялась в темной волне волос, перекинутых на грудь. Ведьма поглубже вдохнула дурманящий запах дождя, позволив себе вымокнуть до нитки. Очередной сполох зарницы осветил ее, замершую в нескольких шагах от крыльца. Дождь хлестал плетьми капель нагое тело, а ведьма улыбалась…

Войдя в дом, женщина развесила мокрую одежду на веревках в углу. Огонь в очаге давно уж потух, и комнату заполняла темнота. Ведьма тихо прошла в спальню. Отыскав подушку и пару простыней, Мара застелила себе постель. Гроза за окном бушевала, капли барабанили по стеклу. Этот звук всегда успокаивал ведьму. Забравшись на печь, колдунья укрылась второй простыней – слишком жарко еще для одеял – и прикрыла веки. Дождь убаюкивал ее. Шум снаружи казался материнской колыбельной. Мара смутно помнила руки матери и ее красивое лицо, но каждую ночь слышала слова старой, давно забытой смертными колыбельной песни. Ночь сама напевала ее ведьме, и женщина, приходя в свой дом под утро и забываясь во сне, спала спокойно. Она не видела кошмаров и не металась в беспамятстве. Она проваливалась в густую темноту, где был лишь ускользающий силуэт и тихий, ласковый голос.

========== Глава 3. Криница Бессмертного ==========