Дикарь (СИ)

— Не твоё дело. Так вот, если ты прямо сейчас подхватишь мою любезную маман и укатишь вместе с ней в Москву — я, так и быть, забуду про твой непрошеный приезд, неоправданные россказни и попытки вмешиваться в мои отношения с родственниками.

Он вздохнул:

— Дай мне два часа.

— Даю тебе время до вечера. Буду здесь до пяти. Делай что хочешь, но чтоб когда я вернусь домой, там не было никого, кроме отца и Вероники.

Он уверенно кивнул. Я на всякий случай подождал до шести — и действительно не застал ни партнёра, ни эту женщину. Отец постучался ко мне в комнату, когда я уже вышел из

душа — так хотелось смыть с себя этот идиотский день. Потерянный день, который я мог провести с Вероникой, если бы не эти дурацкие гости.

— Сынок, — заговорил отец. Я отчего-то решил, что он станет сейчас вести беседу о своей бывшей жене, но родитель удивил: — Я подумал… вы с Вероникой, наверное, устали от нашей шумной компании, и позволил себе приготовить для вас небольшой… эмм, сюрприз. Ну, поужинать в тишине, отдохнуть от волнений, понимаешь?

Он выманил меня из комнаты и повёл в сторону террасы. Там творилось какое-то волшебство: был накрыт небольшой столик для двоих, горели свечи, играла тихая музыка, а со стороны улицы стоял направленный обогреватель, который разбавлял вечернеосеннюю прохладу. Выглядело это всё на редкость романтично. Чёрт, похоже, мой отец мыслит намного яснее и быстрее, чем я. Впрочем, ничего удивительного: говорят ведь, что влюблённые люди глупеют, и я, судя по всему, уже превратился в форменного идиота. Одна эта попытка объяснить свои чувства простым плотским томлением чего стоит… Нет-нет, я вляпался намного серьёзнее. Как говорят, по полной. Утонул по макушку, и без всякой надежды выплыть.

Ужин был назначен на семь часов, и я лично отправился пригласить на него Нику. Она выглянула из комнаты, как растревоженная птичка — взъерошенная, будто только что проснулась, в компьютерных очках, хорошенькая до невозможности.

— Слушай, там мой батя… устроил нам ужин на балконе… ты как, не против?

— На балконе? Шикарно! Люблю свежий воздух! А то приехала в деревню и сижу целыми днями в помещении… Форма одежды?

— Парадная, — ответил я на автомате.

— Серьёзно? Будет кто-то ещё?

— Нет, только мы.

— Втроём?

— Вдвоём.

— А папа?

— У него… голова болит.

Не люблю врать, но мне было совершенно необходимо затащить её на это мероприятие.

— Хм, ну ладно…

Я не стал сильно наряжаться: ясно, что фрак и бабочка тут будут не к месту, но надел приличные брюки и облегающий пуловер. Саран говорит, что у меня очень красивая фигура. Надо этим пользоваться, сейчас каждое преимущество на счету.

Ника пришла в платье, том самом, голубом, а сверху накинула большой широкий белый шарф. Открыв стеклянную дверь, она замерла на пороге и восхищённо ахнула:

— Вот это ужин! Я бы скорее назвала его романтическим вечером.

Я потупился.

— Ну, батя у меня старой школы, у него в арсенале только два варианта: студенческая столовая или ужин при свечах.

Ника хихикнула и прошла вперёд, не демонстрируя ни малейшего напряжения. Я помог ей сесть, пододвинул стул. Стоило мне опуститься напротив, как она схватила меня за руку и дружески потрепала её:

— Как ты?

— Я в порядке. Наконец-то все лишние уехали.

— А я?

Кокетка!

— А ты не лишняя.

— Не знаю, чем заслужила, но спасибо. И всё-таки… ты даже обед пропустил…

— Я пообедал на фабрике вместе с сотрудниками. А вот тебе очень сочувствую. Пришлось составлять компанию моим многочисленным гостям.

— Ничего страшного, я сама уговорила тебя пригласить её.

— Ты довольна?

— Скажем так, я удовлетворена и больше не стану просить тебя ни о чём таком.

— Да проси.

Мне даже хочется. Делать что-то для неё вдруг стало чуть ли не потребностью. Долго уговаривать мою ведьмочку не пришлось:

— Хорошо, тогда попрошу всё же рассказать про времена твоего студенчества.

И я рассказал. Просто, не отмазываясь, не оправдываясь и не стараясь выглядеть лучше, чем был на самом деле. И это было внезапно так легко. Я смеялся над собой вместе с Никой, не чувствуя ни малейшего негатива, будто не рассказывал о себе, а смотрел комедию, где над странноватым пареньком из глубинки насмехаются его городские однокашники. И она смеялась точно так же — не жалела и не злорадствовала, а будто ностальгировала, хотя и не была свидетельницей тех событий.

Я падал в пропасть — мягкую и тёплую. Рана в груди пульсировала огнём, разрастаясь до размеров всего туловища, поглощая меня целиком. Голова кружилась, как у пьяной гимназистки, хотя я не выпил ни капли. Ника немного пригубила белого вина — щёчки её раскраснелись, она стала совсем уж невыносимо хороша, хотя раньше казалось, что и так дальше некуда.

После студенческих историй в ход пошли байки про сибирский народ.