Дикарь (СИ)

Идея с ужином мне понравилась, хотя и настораживала: очень уж романтично всё это выглядело. Но отказывать не хотелось: на Тимура столько всего навалилось — не хватало ещё и мне его разочаровать. Мы чудесно пообщались — я видела, что мой медведь наконец расслабился, ожил и начал получать удовольствие от происходящего, но вот танец поставил меня в тупик. Конечно, я чувствовала, как руки мужчины путешествуют по моему телу. Он гладил меня весьма недвусмысленно, и как порядочная невеста я должна была сразу пресечь это безобразие, но я… не могла. Меня будто сковало цепями, тело наполнялось какой-то кипящей негой, немело и горело одновременно. Я следила за этим процессом, как зачарованная, наслаждаясь… прикосновениями Тимура. Стыд и позор, генна огненная на мою неблагочестивую голову! Неужели я позволила себе увлечься им?! А как же Витторио?! Я ведь скоро выхожу замуж. Это просто бессовестно — так себя вести! Это значит, что я стану влюбляться в каждого, у кого беру интервью? Тогда лучше сразу отказаться от карьеры журналистки и посвятить себя семье. Или вообще удалиться от мира, чтобы не мучить ни потенциального мужа, ни работодателя.

Впрочем, раньше со мной такого не случалось, хотя я брала интервью у очень горячих красавчиков, процент которых среди фитнес-тренеров зашкаливает за 90. Понятно, я ни с кем из них не общалась подолгу, но и желания такого не возникало, и я бы не сказала, что к кому-то из них меня тянуло мало-мальски ощутимо, несмотря на то, что встречалась я тогда, к примеру, с Владом. А тут — у моего собственного жениха фигура не хуже (ну, если и хуже, то не намного), а я… Нет, тут дело, конечно, не в фигуре. Моё удовольствие от прикосновений Тимура вторично, а главное, чем он меня привлекает — наше душевное общение. Он умён и имеет прекрасное чувство юмора, мы на одной волне. Имеем общий культурный код, несмотря на то, что воспитывались в несколько разных условиях, но мне легко с ним, мы понимаем друг друга, а с Витторио — увы! — между нами как раз больше телесного влечения, чем духовного. Когда мы путешествовали по Италии, то много разговаривали через переводчика, а потом… потом всё сошло на нет, свелось к бытовому общению, банальным комплиментам ("Bella Donna" да "dolce gattino" (сладкая кошечка, ит.)) и сексу. Нам не хватало знаний, чтобы достичь вот этой душевной близости. Это, конечно, совсем не значит, что я должна бросить жениха и уйти к другому при первых же трудностях. Со временем мы устраним языковой барьер и сможем разговаривать обо всём, открываться и открывать друг друга.

А сейчас мне нужно выбраться из медвежьих лап и сбежать в свою комнату. И ехать домой поскорее, пока не случилась беда. Материала для статьи я уже набрала предостаточно.

— Я устала, пора спать… — пробормотала я, не глядя на Тимура.

Он молча кивнул — я уловила это боковым зрением — и пошёл проводить меня до комнаты.

— Спокойной ночи, Ника, — прошептал мужчина хрипло. — Приятных снов…

— Да, спасибо. И тебе…

Я уже взялась за ручку, но тут медвежьи лапы снова активизировались — потянули меня за талию, прижали к мощному торсу. Я замерла, сходя с ума от удовольствия, стыда и волнения.

Горячее дыхание Тимура обжигало мне щёку. Вот его горячие губы коснулись её одновременно с мягкой, приятно пахнущей бородой, а ещё через секунду опалили мои губы, заставив вздрогнуть в ужасе. Что мы творим!

— Тим, нет, пожалуйста, не надо… — запричитала я, пытаясь оттолкнуть его плечи. Его каменные, непоколебимые плечи. Думаю, тут и у Лерочки не было бы шансов, а уж давление моих слабеньких лапок он и вовсе не заметил. Приходилось защищаться словами: — Тим, прости, я так не могу… я ведь обручена… слово не воробей, понимаешь..? Я обещала другому…

— Да, я понимаю… — прорычал он, но без угрозы. — Понимаю, Ника, и ты меня прости…

"За что?" — хотела спросить я, но Тимур закрыл мне рот поцелуем — коротким, горячим и каким-то отчаянным, а потом резко отпустил — так, что я чуть не упала. Прислонилась к двери, пряча лицо в руках и глотая слёзы. Мне надо срочно, срочно уезжать…

Я кое-как заползла в комнату, упала в кресло у окна, взяла в руки телефон, который оставила здесь, уходя на балкон. Там было целых двадцать пропущенных от Витторио и один от отца. Как чувствовал! Моё сердце сжалось от стыда и ужаса. Я принялась набирать жениха, но он был недоступен. Папе звонить не стала — уже поздно. Для полноты картины оставалось только разреветься в подушку, что я незамедлительно и сделала, перепачкав чудесную цветочную наволочку потёкшей тушью.

Тимур